|
Уважаемая редакция программы «Пусть говорят», обращаюсь ко всему вашему коллективу и лично к Вам, Дмитрий! Я очень надеюсь что это письмо обязательно дойдет до Вас и не оставит равнодушными. Пишу вам с криком мольбы о помощи. Меня зовут Антонова Светлана, я из города Твери. 31 августа 2017 года мой сын Летов Александр 24.07.2003 г.р. умер, не приходя в сознание после 10 дней глубочайшей комы в стенах Детской областной больницы г. Твери. У меня есть все основания полагать, что смерть моего ребенка стала возможной вследствие преступной халатности врача, которая осуществляла его первичный прием, осмотр, обследование и госпитализацию. Ее необъективная оценка состояния моего ребенка, в связи с этим выбранная неправильная тактика его лечения в первые часы после трагедии, привела к тому, что ребенок, который находился в сознании при поступлении в ДОКБ г. Твери был впал в кому из-за развившегося отека головного мозга, а в последствии скончался в отделении реанимации. Начну по порядку. 21 августа 2017 года в период времени с 19:40 по 20:30 я и мой супруг Летов Андрей Владимирович приехали в приемное отделение ДОКБ г. Твери, куда незадолго до этого был доставлен наш сын бригадой скорой помощи, вызванной мною ранее в м-не Южный (где проживает наша семья). Там ребенок упал на бетон с высоты второго этажа заброшенного недостроенного здания вблизи жилого дома по адресу: ул. Новая 4. Мой супруг сразу же прошел к сыну, находящемуся в одном из помещений приемного отделения, а я на некоторое время задержалась на информационной стойке для передачи медицинского полиса и заполнения необходимых медицинских документов. Врач Горнаева Любовь Сергеевна, дежурившая в те сутки, сообщила, что сейчас сыну сделают рентген. Через некоторое время, услышав крик сына, я прошла вслед за мужем и увидела его, стоящего у каталки, на которой находился наш ребенок вблизи кабинета рентгенографии, шея его была зафиксирована картонным воротником. Со слов мужа я поняла, что сыну уже сделан рентген, но результат ему был неизвестен. Сын вел себя беспокойно: на мой голос и голос мужа не реагировал, как- будто не узнавал, когда открывал глаз (т.к. второй был опухший от кровоподтека) зрачок его был расширен, он водил им и не мог ни на чем конкретно остановить (сфокусировать) взгляд. Мне стало понятно, что сознание его было спутанным, он не понимал, где он и что с ним произошло, делал попытки подняться, что-то кричал, потом на некоторое время успокаивался, закрывал глаз и лежал неподвижно. При мне медиками была попытка поставить сыну внутривенный катетер, но ребенок, дергая руками, сорвал его. Далее в сопровождении Горнаевой Л.С. и двух мед сестер (как я поняла, они были из реанимации) мы с супругом и нашим ребенком направились на машине скорой помощи в 6 городскую больницу для проведения ему компьютерной томографии. Хочу тут же пояснить, что на сегодняшний день в ДОКБ нет компьютерного томографа. Он сгорел при пожаре весной 2017 года. По дороге ребенок был подвержен автомобильной тряске из-за плохого состояния дороги. По приезду на томографию, выходя из машины Горнаева Л.С. спросила двух мед сестер, взял ли кто-то из них историю болезни сына, на что они ответили, что им об этом никто ничего не говорил. Для того, чтобы сын спокойно полежал во время проведения КТ, медики сделали ему укол с реланиумом. После проведения КТ вышла Горнаева Л.С. и сказала, что «на первый взгляд переломов нет, есть ушиб головного мозга, который необходимо будет лечить в стационаре» и после этого мы все вместе отправились в ДОКБ для госпитализации в нейрохирургическое отделение. Перед помещением в палату ему также сделали УЗИ брюшной полости в ДОКБ дабы исключить вероятность внутреннего кровотечения. Не могу пояснить точное время, приблизительно с 22:00 по 22:30 21.08.2017 г. сын был помещен в палату №3 НХО ДОКБ г. Твери. Сына переложили с каталки в постель и, дежурившая в ту ночь, мед сестра сразу поставила капельницу. На тот момент сын лежал с закрытыми глазами и не двигался. В это время в палату зашла Горнаева Л.С., которую я тут же спросила, в чем будет заключаться лечение. Она ответила, что лечение стандартное при ушибах- капельницы, суть которых поддерживать сосуды и улучшать кровоснабжение в них. После этого она ушла из палаты и больше по собственной инициативе туда не заходила. Мы с супругом решили, что на ночь с сыном в больнице останусь я, а он уедет домой. Вскоре после отъезда супруга сын начал стонать, неоднократно пытался поменять положение, повернуться со спины на бок. Я находилась рядом с ним, осторожно придерживала правую руку, чтобы он не сорвал капельницу. К концу второй капельницы в палату зашла мед сестра и поставила третью капельницу. Обратив внимание на объем вливаемой жидкости в ребенка (примерно каждая капельница была объемом 200 мл.), я сказала мед сестре, что он скоро захочет помочиться. Она принесла в палату бутылкообразную емкость предназначенную для этих целей, чтобы пациенты не вставали на ноги. В время последней капельницы у ребенка был бред, произносил какие-то несвязанные фразы, он периодически открывал глаз, все также не мог остановить не на чем свой взгляд, сознание все также было расстроено, что вызывало у меня сильное беспокойство. После того как третья капельница была закончена,ориентировочно было 00:30 ч. 22.08.2017 г. беспокойство Саши усилилось. Он стал проситься в туалет, делая попытки встать, махал руками и ногами, кричал, чтобы его отпустили и дали ему пройти. Выкрикивал имя младшего братишки Максима, будто бы он его держит и не дает куда-то ему пройти. В это время мед сестра сообщила мне, что прибыл сотрудник полиции для опроса меня и ребенка по факту падения. Я попросила ее объяснить полицейскому ситуацию, что я не могу отойти от ребенка, а он вообще не в состоянии говорить. При всем происходящем Горнаевой Л.С. не было и близко. Полицейский поднялся к нам в отделение, с моих слов быстро оформил объяснение в коридоре отделения и ушел. Состояние сына стало вызывать у меня сильное беспокойство. На все предложения помочиться в емкость он никак не реагировал, по прежнему находясь в спутанном сознании, кричал громко, чем разбудил соседей по палате: мальчика Артема из г. Торжка, который помогал мне его успокаивать, молодого человека Сердцева (позже мне стало известно,что фамилия Сердечнов) Никиту 17 лет, поступившего одновременно с моим сыном в ДОКБ вечером 21.08.2017 г., молодую женщину Машу (из Вышнего Волочка), которая лежала в этой же палате с годовалым сыном. Я не знала, что делать и чем помочь своему ребенку. Врач к нам не подходил. В какой-то момент в палату зашла мед сестра и увидела все происходящее, видела мои отчаянные попытки уговорить ребенка сходить в туалет, не вставая с кровати. Я стала просить мед сестру поставить катетер, на что она ответила, что не умеет это делать. Тогда я попросила позвать врача Горнаеву Л.С., чтобы она помогла с этим. Медик в ответ на это слегка смущенно улыбнулась и обращаясь к стоящей рядом Маше, задала вопрос, кто пойдет будить врача. За врачом пошла Маша. Через минуту в палату вошла заспанная Горнаева Л.С., встала у кровати и просто стала наблюдать за всем происходящем, не приближаясь к ребенку. На ее глазах ребенок пытался встать, кричал, что хочет пойти в туалет. Я стала просить ее поставить катетер ему, на что она просто молчала и бездействовала, потом стала возмущаться тону, с которым я к ней обращаюсь. На все мои просьбы о помощи, она отреагировала лишь словами, что если она «позовет кого-нибудь из урологического отделения, моему ребенку повредят уретру и она будет долго заживать». Со словами: «Вам надо как-то договариваться со своим ребенком, чтобы он помочился в мочеприемник»,- она просто ушла из палаты. Не проверив зрачки у ребенка, не осмотрев его, она к нему даже не приблизилась! Перед этим я спросила ее, как можно договориться с человеком, который дезориентирован во времени и пространстве, не узнает маму. Горнаева ничего не ответила. Я была просто в отчаянии. Ребенок продолжал делать попытки встать в туалет. В желании хоть как-то помочь своему ребенку я с мальчиком Артемом помогла ему подняться. Опираясь на нас, Саша дошел до туалета, который был расположен в соседней палате. По пути его вырвало. Мальчик Артем зашел вместе с Сашей в кабинку туалета, где со слов мальчика сын помочился. После этого мы также вернулись обратно в палату, уложили его в кровать. В палате он попросил попить. Я дала ему немного воды, после чего он успокоился и лег, закрыв глаз. Мне показалось ему стало полегче. Точное время происходящего пояснить не могу приблизительно с 01:00 по 02:00 22.08.2017 г. В это время я вышла в коридор, чтобы убрать рвотные массы. Убирая рвоту, я обратила внимание, что там было несколько кровяных сгустков. Испугавшись,. я сообщила об этом проходившей мимо мед сестре, после чего пошла в ординаторскую, где в тот момент находилась Горнаева Л.С. Она открыла дверь, в ординаторской было темно, было видно, что врач пытается поспать, а я ей мешаю. Я сказала, что по пути в туалет ребенка вырвало и там сгустки крови. Не выходя за порог ординаторской, она лишь ответила, что он «он мог что-то проглотить или что-то съесть…ничего страшного» и закрыла дверь. Я вернулась в палату. Сын ворочался, пытался найти удобное положение, хватался за голову, стонал: «Голова, голова…Когда же это закончится». В это время он стал звать меня: «Мамочка, мамочка». Я успокаивала его, обращалась к нему, пыталась объяснить ему, где он сейчас находится и что нельзя вставать, но не была уверенна, что он понимает меня. Внезапно он стал жаловаться на тошноту, поднялся, сел на кровати. Я поднесла ему емкость, чтобы он не вставал с постели. Но он снова настойчиво стал проситься в туалет. Я и мальчик Артем помогли ему встать на ноги и снова пошли в туалет. Выйдя в коридор я увидела, находящихся там сотрудников полиции, которые опрашивали малолетнюю девочку, упавшую вечером 21.08.2017 с эскалатора в ТЦ Рубин Твери. Помню, как услышала слова одного из полицейских о Саше. «Что упал?» - спросил мужчина у медсестры. На что она ответила: «Да». В туалете сына так и не вырвало и мы тут же вернулись в палату, где снова его уложили в кровать. Никто из мед персонала не подходил к моему ребенку, не проверял его состояние. Он стонал от боли, обхватывал голову, а я не знала чем ему помочь. Я подошла к мед сестре, которая была в это время на посту (сотрудники полиции, окончив опрос девочки, уехали) и спросила, нельзя ли дать обезболивающее моему ребенку, на что она ответила, что его давали в 23:30 и ранее, чем через 6 часов давать нельзя. Я вернулась в палату, где Саша корчился от боли, ворочался и пытался найти удобное положение. Я села рядом на кровати, гладила его руки, ноги. Ворочался и стонал он приблизительно около 1-1,5. За это время ни врач, ни мед сестра к нам не подходили и не проверяли состоянии ребенка. Пациенты в палате спали. В какой-то момент сын перестал стонать, я подумала, что ему стало легче и он уснул. Он лежал на спине, слега повернув голову налево. В какой-то момент он стал совершать беспорядочные движения правой рукой по телу, затем ноги стали как-то напрягаться. Я стала их гладить, думая, что быть может ему что-то тревожное снится он снова начнет дергаться. Но далее я обратила внимание, что его пальчики на руках как-то неестественно согнуты, как будто спазм. Вдруг меня охватила паника при мысли, что это могут быть судороги. В этот момент сын так страшно и громко задышал, будто бы его легкие сдавили. Как позже мне стало известно от кого-то из медиков, это был отек легких, последовавший вслед за отеком головного мозга. Я побежала в ординаторскую, где в это время находилась Горнаева Л.С., а кто-то из мамочек малышей, которые лежали в палате №3 побежал за медсестрой, т.к. сестринский пост был пуст. Из ординаторской Горнаева Л.С. вышла заспанная. Я позвала ее в палату, сказала, что сын страшно дышит. К моему возвращению в палату сын стал хрипеть. Следом за мной вошла в палату Горнаева Л.С, встала на некотором расстоянии у кровати сына, стояла и «просыпалась» на ногах. Скрестив руки на груди она стояла, смотрела на сына и складывалось такое ощущение, что она не врач, а простой наблюдатель за всем происходящим. Что с ним происходит?- кричала я в панике,- Почему он так дышит? Она что-то сказала, я ничего не поняла. К ребенку она так и не подошла, не осмотрела его, стояла на расстоянии. После моих слов. «Что вы стоите и ничего не делаете?» Она нервно ответила: «Что Вы от нас хотите, чтобы мы позатыкали ребенку все дырки и он не издавал никаких звуков?». Я была просто в шоке от этих слов! Горнаева Л.С. попросила мед сестру принести прибор для измерения давления. Дальнейшие события, происходящие в ДОКБ той ночью, помню не совсем точно. Через несколько минут в палату вслед за Горнаевой Л.С. и медсестрой зашел врач из реанимации, на бейдже которого я прочитала фамилию Хренов. Он стал быстро осматривать сына, проверил зрачки, стянул с него простынь, обнаружил в области декольте красную сыпь. Время было приблизительно около 04:30 ч. Он быстро потребовал какой-то лист, где было зафиксировано, какие препараты вводились ребенку. Насколько я помню Хренов спросил у медсестры, сколько ребенок выделил мочи, а я тут же ответила, что мочился он в туалете, куда пошел на своих ногах, чем Хренов был очень возмущен и задал вопрос Горнаевой Л.С. почему не поставили катетер. Горнаева Л.С. стояла и молчала. Я сообщила Хренову, что очень просила ее об этом, но она мне в этом отказала. Я хорошо помню его слова: «Почему у Вас в отделении мальчики с закрытыми ЧМТ ходят в туалет? Обращался он к Горнаевой Л.С. Во время этого кратковременного разговора у сына то ли изо рта, то ли из носа пошла пена розоватого оттенка. Хренов быстро отдал распоряжение медсестре писать переводную в реанимацию, мы с ним быстро переложили сына на каталку и в сопровождении медсестры на лифте поехали в реанимацию. В лифте пена пошла и изо рта. Я поняла, что с ребенком происходит что-то очень страшное и сильно заплакала. Доктор быстро увез сына в реанимацию, а я осталась ждать за дверями отделения реанимации. Приблизительно через 1,5 ч. Хренов сообщил, что ребенок жив, что у него произошел отек легких, находится он без сознания, на искусственной вентиляции легких и приди он минут на 30 позже, -«спасать было бы уже некого». Доктор попросил рассказать ему все, что происходило в отделении нейрохирургии с момента поступления. Выслушав меня, он посоветовал официально обратиться с жалобой на Горнаеву Л.С. в администрацию ДОКБ. Он также сообщил мне, что его не вызвали в отделении нейрохирургии для оказании помощи моему ребенку, что пришел он в палату к сыну по собственной инициативе. Он попросил меня быть на связи, сказав, что утром со мной свяжутся врачи и сообщат, как будет проходить дальнейшее лечение моего ребенка. Утром 22.08.2017 г. приблизительно в 10:00 ч., когда я находилась в ДОКБ со мной связался зам. главного врача по мед. части ДОКБ Фатчихин А.Н. и попросил прийти в отделение реанимации на первом этаже. В помещении ординаторской меня встретила группа врачей (насколько я поняла, у них незадолго до этого прошел консилиум) во главе с Фатчихиным А.Н., также там был зав. отделением реанимации, фамилия мне неизвестна, заведующий отделения нейрохирургии Нганкам Л.П., врач-реаниматолог Игнатьев П.А. Фатчихин А.Н. объяснил мне, что у сына произошел сильный отек головного мозга и сейчас ему необходима операция (трепанация) иначе он просто умрет от того, что сильно отекший головной мозг сдавливается черепной коробкой. Со слов врачей я поняла, что суть операции была в снятии какой-то части костной ткани. Я дала согласие, и операция была проведена вечером этого же дня. На следующей день 23.08.2017 г. у нас с супругом состоялся разговор с врачами Фатчихиным А.Н. и Игнатьевым П.А., которые рассказали как прошла операция. С их слов нам стало понятно, что мозг ребенка был очень сильно поврежден в результате падения, что повлекло сильнейший отек, возникла гематома, которая была удалена при операции. На вопрос сколько костной ткани было удалено. Игнатьев П.А. показал две своих ладони. Прогнозов никаких они не давали, так как с их слов борьба шла за жизнь Саши. Я задала вопрос Фатчихину А.Н. как он оценивает как врач бездействие Горнаевой Л.С. в отделении нейрохирургии, что вместо того, чтобы наблюдать и контролировать состояние моего ребенка она отправилась спать, оставила в опасности, когда нужна была ее помощь, стояла и просто смотрела на ребенка, когда у него уже произошел отек легких и были судороги. Фатчихин А.Н. не стал комментировать действия коллеги, но сказал, что примет от меня официальную жалобу, если я пожелаю. Я очень хорошо запомнила его слова, что относительно всей ситуации, произошедшей с моим ребенком в отделении нейрохирургии в ночь с 21.08.2017 г. по 22.08.2017 г. он «растратил весь свой годовой запас мата». Мой ребенок провел в коме 10 дней и, не приходя в себя, 31.08.2017 г. в 08:30 ч. скончался в отделении реанимации ДОКБ. Хочу также пояснить, что 29.08.2017 г. до меня дошла информация о том, что после падения с высоты мой ребенок получил перелом черепа и суть проведенной операции заключалась не просто в снятии костной ткани черепа, как ранее говорили мне врачи, а также в извлечении множественных осколков, вдавленных в оболочки головного мозга. Это объяснило мне тот факт, почему врачи, проводившие операцию, сняли такой большой участок костной ткани и одновременно повергло меня в шок, т.к. это опровергало слова Горнаевой Л.С. после проведения компьютерной томографии 21.08.2017 г. о том, что у моего ребенка переломов нет. О том, что у него был перелом костей черепа также подтвердила в ходе личной беседы со мной 01.09.2017 г. судмедэксперт ГКУ ТО «Бюро судебно-медицинской экспертизы» Слугина Татьяна Юрьевна, которая проводила вскрытие тела моего ребенка. Она пояснила мне «Да действительно при приеме в ДОКБ есть запись в истории болезни о том, что переломов нет, а далее идет следующая запись, в которой есть информация о переломах. Сказать, что я была в шоковом состоянии, значит не сказать ничего. С переломанной головой моего ребенка отправили не на операционный стол, а всего лишь на капельницы. И почему???Да просто потому, что врач Горнаева Л.С. не увидела тех самых переломов на компьютерной томографии. А ее коллеги, не желая вызвать скандал в ДОКБ, скрыли все это от нас, родителей. А ведь если бы Горнаева Л.С. «забила тревогу», сразу собрала бы хирургов, оперирующих врачей, позвонила бы заведующему отделением Нганкаму Л.П. (лучшему в городе нейрохирургу, который делает сложнейшие операции и с того света детей возвращал к жизни), ведь могло бы быть и по другому... Та страшная ночь в больницы не выходит у меня из головы. Страдания и мучения моего ребенка у меня перед глазами.... Его слова «Мамочка, мамочка....», а мамочка ничем не могла помочь. Мамочка не знала, что в это время в мозг ребенка вонзаются осколки костей и наносят непоправимый вред. Какую адскую боль испытывал в ту ночь мой ребенок, я представить себе не могу. А врач в это время спала... Жалоба на имя главного врача была мною написана на следующей день после трепанации, т. е. 23.08.2017 г. в кабинете заместителя главного врача по медицинской части Фатчихина А.Н. И отдана как представителю администрации ему лично в руки. Он сказал нам с супругом, что нам дадут на нее ответ в течение 10 дней. Но по состоянию на 15 октября 2017 года, никто из мед персонала ДОКБ Твери по этому поводу с нами не связывался и не уведомил. 12.09.2017 года я обратилась с заявление о привлечении к уголовной ответственности Горнаевой Л.С. В в Московский межрайонный следственный отдел города Твери СУ СК России по Тверской области. Но на сегодняшний день правоохранительные органы в установленном законом порядке не уведомили меня о решении по моему заявлению. На что мною 13.10.2017 г. была подана жалоба Прокурору Московско района г. Твери, а также непосредственно в само Следственное Управление. 18.09.2017 г. СМИ Твери лишь поверхностно осветили эту тему и на этом все завершилось. А ведь трагедия, произошедшая с моим ребенком затрагивает еще одну злободневную тему на сегодняшний день: это заброшенные на много лет незавершенные объекты строительства, которые представляют собой объекты повышенной опасности, а дети, подростки имеют свободный доступ к ним. И несчастный случай с моим сыном далеко не единственный. Я прошу Вас уважаемая редакция и Вас, Дмитрий! Помогите привлечь внимание общественности к моей истории. Город у нас маленький, все друг друга знают. Поднимать эти темы в местных СМИ не дадут, слишком много вопросов возникнет к руководству ДОКБ, местной администрации. Рассчитывать на объективность расследования уголовного дела, мне не приходится. Не для кого не секрет, что многим громким делам в Твери, «убавляют громкость». А также я опасаюсь подделки и переписывания медицинских документов, оказания давления на экспертов и мн. др. Ведь так было всегда: врач врача не предает. Я не ставлю клеймо на всей тверской медицине. Здесь работает не малое количество хороших, честных добросовестных людей. В ту ночь моему Саши и мне очень не повезло, мы попали к другому врачу.
С уважением навсегда мама 14 летнего Саши.
Телефоны для связи: 8-9040140195, +79201758503, e-mail:sveta-letova245@mail.ru
(орфография письма сохранена)
|
|
|