ПОСЕЙДОН И РУСАЛКА

Уважаемый Андрей! Не мог не воспользоваться своим "служебным положением", но вы по моему замыслу стали фигурой моего нового романа "ПОСЕЙДОН И РУСАЛКА" Если вы окунетесь с головой в суть моего опуса то найдете эпизод с вашим участием(так было задумано) Если сочтете нужным, то вы уже мальчик взрослый и вполне знаете как поступить с моей рукописью. Буду признателен, если она увидет свет и украсит укнижную полку вашей домашней библиотеки...
"ОПЕРАЦИЯ ПОСЕЙДОН"
или
"Посейдон и Русалка"

Автор: Александр Шляпин
Смоленскя обл. Велиж. ул. Недоговорова 29
аlex– weimar@yandex.ru
тел. 89092599538



Идея книги: Авантюрно–юмористический экшн детектив
Название книги: «ОПЕРАЦИЯ ПОСЕЙДОН».
Целевая аудитория: Все кто любит юмор и приключения

Действия романа разворачиваются в преддверии олимпиады в Сочи. Матрос Александр Дадонов с круизного лайнера «Принц Альберт», спасаясь от сомалийских пиратов, прыгает за борт судна вместе с резиновой женщиной из «сексшопа». Истощённый и голодный он попадает на необитаемый остров. В течении года, Александр живет на острове, словно Робинзон Крузо. Силиконовая «баба» по имени Алиса становится для него надежной подругой, которая разделяет его одиночество. В один из дней после тропического шторма на берег выбрасывает баркас, в котором Александр Дадонов находит несколько миллионов долларов (выкуп за захваченное пиратами судно). Он теперь сказочно богат. По такому случаю Шурик устраивает «вечеринку». Его пирушка попадает в перископ подводной лодки США. Приняв его за Бен Ладана американцы захватывают Дадонова.
Дочка генерала МВД Алиса Лосицкая, ведет дело вора в законе Вахо Сочинского. Он является владельцем лайнера «Принц Альберт». Она втягивает в оперативную игру с вором в законе Александра Дадонова, которого спасли американцы. По ходу операции «Посейдон» Алиса влюбляется в Александра Дадонова.
Дадонов узнав, что Алиса, использовала его в захвате Вахо Сочинского, разрывает с ней все отношения. Разочаровавшись в методах Алисы, Дадонов считает, что она использовала его в достижении своих целей. Он возвращается на свой остров уже в качестве туриста, чтобы вспомнить о своих приключениях. На острове он вновь встречает Алису, где признаются друг другу в любви.





Глава – 1
….во всей этой фантастической истории, которая произошла со мной, была виновата Валька. Валька–это моя бывшая подружка. Я прожил с ней душа в душу без малого целых три года. Все это время я был счастлив, словно ребенок, который получил в подарок красивую заграничную игрушку в фирменной упаковке. Детей мы с ней не нажили, да и богатства тоже. Все было хорошо, но до того момента, пока Вальке в одночасье не пришла та блажь, которая и стала отправной точкой моих невероятных приключений.
– Шубу хочу норковую, –сказала она утвердительно, словно это было не её желание, а окончательный приговор суда верховной инстанции. Валька капризно топнула ножкой, и подвела черту в нашем семейном споре, определив для меня место и цель на ближайший месяц. Приняв её выходку за шутку, я, не отрывая взгляда от журнала – «За рулем» спокойно лизнул палец, и перевернул очередную страницу. В этот самый миг мой добрый, как у дедушки Ленина взгляд уперся в фотографию «Ягуара» цвета североамериканского доллара. Шикарный автомобиль цвета импортной "капусты", блистал на мелованной бумаге неописуемым лаковым покрытием! Он сиял подобно солнцу! Он был, словно новый золотой слиток, который еще не успел покрыться испражнениями тараканов. «Ягуар» лег мне на душу, как ложится очаровашка с длинными ногами и бюстом четвертого размера.
– А, я! А, я – может быть, хочу какой «Ягуар»,– сказал я запинаясь,– и ничего! Я же не жужжу перед тобой, как муха над кучей свежего навоза…
Валька зло ухмыльнулась и замахнулась, чтобы запустить в меня подушку.
– Это кто тут куча навоза,–сурово спросила она. –Это я что ли куча навоза?
– Ну, я типа выразился образно,– предчувствуя нутром скандал, сказал я.
–Образно говоришь?
Я спинным мозгом почувствовал, что следующим за подушкой полетит сорокакилограммовый свинцовый водолазный башмак, который Валька использует вместо груза для квашения капусты. Подушка пролетела со скоростью курьерского поезда. Она словно пуля ударилась в стену и «взорвалась» лебяжьим пухом, будто кто бросил в курятник гранату. Пух и перья разлетелись по всей квартире, создавая иллюзию квартирного снегопада.
– Идиот! Ты что поймать не мог?– завопила Валька. –Всё достал! Я ввожу санкции и объявляю тебе сексуальную блокаду! Пока не будет шубы – не будет тебе ни пирожков, ни страстного секса!
– Во, как!– удивился я, подтянув «семейные» трусы до самых подмышек.
Признаться честно – тут я удивился! Я знал, что эта похотливая баба со своим бешеным темпераментом не продержится и трех дней. Уже завтра она подобно кошке бросится на мою волосатую грудь и сгорит от страсти, ожидая моих ласк.
– Да! Именно! Вот так вот! Пока не будет мне шубы, о сексе, пище, тепле и ласке теперь будешь только мечтать, до тех пор, пока моя мечта не станет твоей явью!
Я на мгновение закрыл глаза. Где–то в мозге представил свою жизнь, лишенную любви, и того комфорта, который я обрел под звуки вальса Мендельсона. Мне представилась мужская общага: горы бутылок и окурков на полу. Обшарпанные стены, да замусоленные картинки эротического содержания, наклеенные одинокими мужиками в несколько слоев. Картинки по мере смены хозяев казенных кроватей менялись, как и сексуальные пристрастия. Кто– то любил блондинок. Кто– то брюнеток, а кто обожал Сильвестра Сталонэ, который, на всех постерах красовался в полуобнаженном виде с пулеметом, приковывая к своей накаченной анаболиками мускулатуре всякого рода сексуальных извращенцев.
– Ох! Ох! Ох! Да ты же первая ко мне прибежишь!– радостно провозгласил я, уже предвкушая будущие минуты плотских утех. Эти минуты по планам моей подружки должны были якобы стать наградой моей мужской выносливости. Но я думал иначе я, словно десница высших сил должен был непременно покарать строптивый характер этой жестокой и самовлюбленной тетки.
– А это ты видел!– сказала мне Валька. Она скрутила фигу, и сунула мне её под самый нос. Я словно насосом, глубоко всосал в себя запах, исходивший от её рук и в эту секунду мои полушария мозга "отсканировали" аромат печеных булок с корицей, пирожков с капустой и яйцом и выдал заключение –ПЛЮШКИ! В ту минуту они, сидели в духовке, ждали минуты, когда ароматная корочка покроет их пышные мучные бока. Я знал, что окажись они на столе, они тут же лишат меня возможности полноценно думать.
– Валюха, я хочу пирожка! У меня шкура чешется от этих ароматов!
– А я хочу шубу из норки и чтобы с горностаевой опушкой!
– А я золото–зеленый «Ягуар», со стабилизатором курсовой устойчивости, АБС и нафигатором!
– Так пирожок с капустой, или «Ягуар» с нафигатором!?– переспросила Валька, растягивая физиономию в наглой улыбке кретина, нагадившего под соседскую дверь. – Ты Шурик, как– то определись что ты хочешь!
– И пирожок капустой, и «Ягуар с турбонаддувом» – сказал я, и, захлопнув журнал, кинул его на пол, предчувствуя, что наш спор может перерасти в рукопашную схватку.
Валька продолжала стоять над душой подобно "Церберу", сложив руки крестиком. На них, как на подпорку нависали её сочные молочные железы, придавая этому образу поистине царственный вид. Бюст был предметом её особой бабьей гордости. С наглым любопытством она смотрела на мою реакцию, и ждала момента, чтобы встать в позу кобры и «укусить» меня еще больнее.
Я медленно опустил ноги в тапки. Почесал под резинкой трусов оголившуюся ягодицу, и, встав с дивана, направился на кухню. Голос Вальки меня остановил, словно кто– то невидимый дернул стоп кран набирающего ход «бронепоезда».
– Стоять! Куда пошел?– завопила она. –Ты у меня разрешение спрашивал?
Так вопить мог только внезапно проснувшийся часовой, застуканный на посту начальником караула. И я встал. Да я встал по стойке смирно, делая вид, что подчиняюсь ей всей своей сущностью.
Набрав в легкие больше воздуха, я выдохнул, и сбросив с себя виртуальную "цепь раба", двинулся дальше на кухню. Теперь мне не нужны были её пироги. Мне не нужны были её плюшки. Там в банке с манной крупой была моя заначка. Когда–то я спрятал туда бутылку коньячка. Уже пару месяцев я лелеял надежду, что должен наступить тот час, когда я налью себе любимому пятизвёздочный бальзам и умиротворю свою страдающую от деспотизма жены душу доброй порцией солнечного напитка.
Аромат свежеиспеченных булок заполнил весь «камбуз». Словно рыболовецкий траулер в погоне за сайрой я нежно вошел в этот аппетитный дух, погружаясь в него, словно в густой туман Охотского моря. Сейчас для меня главным было сохранить стальную выдержку и баланс. Я давился слюной. В моем желудке ревели воны девятого вала, но я не показывал ей вида. Я терпел, не смотря на то, что реально хотел жрать! Исходящие из духовки кулинарные флюиды, вызывали в моем организме позывы к обжорству. Рука потянулась к банке с манкой. В предчувствии коньяка мое сердце забилось, словно у кролика при виде трепещущего хвостика молоденькой крольчихи. Кровь побежала по моим жилам, щекоча внутренности беличьей кисточкой. Еще мгновение, и я мог умереть. Коньяк должен был спасти мне жизнь. «И пусть они засохнут,–подумал я.– Пусть они покроются плесенью! Мои руки никогда больше не прикоснуться к её стряпне!» Пуская слюну, я запустил руку в банку с манной крупой…
– Где!? Где!? Где, змея подколодная, мой бальзам!? Где моё лекарство для души и тела!?
– Алкаш, – спокойно сказала Валька. – Отойди, а то зашибу,– сказала она, отодвинув меня от газовой плиты и замахнулась семейной чугунной сковородкой на которой умещалась яичница из двенадцати яиц. Открыв духовку, Валентина вытащила пышущие жаром ароматные булки. Словно голодный кабель я глотая слюну, стоял и смотрел на её магические действа, боясь сорваться в беспредельный голодный штопор.
– Ишь, заначки он будет делать на моей территории, – сказала она с долей сарказма– конспиратор хренов! Алкаш!
– Это я алкаш? Это я – то тайный конспиратор!? Ты, мне скажи – где ты змея, мой коньяк дела,– спросил я, переходя в атаку.
– В гальюн вылила, – ответила сожительница. –Все, нет его больше! Забудь!
Она поставила на кухонный стол поддон с выпечкой, посыпала все сахарной пудрой. Накрыв все это великолепие белоснежным полотенцем, Валентина отодвинула меня в сторону. Вытащив из кладовой пылесос, она, как ни в чем не бывало, принялась собирать разлетевшиеся по квартире перья.
В ту минуту мне нечего было сказать. Я был ошеломлен её коварством. Я даже допустил мысль, что хочу убить её. Мне в тот миг хотелось просто удавить эту «жабу», которая таким вероломным образом вторглась в мои пределы, лишив меня самого «святого», что было в этом доме – коньяка.
Я уже представил: как беру её за шею и зверски начинаю торкать её мордой в эти булки.
– Слушай Валюха, а может, я в хате уберу? А ты пока чайку приготовишь,– сказал я, виртуально победив домашнего монстра, своей лояльностью.
– Чайник на плиту поставь,– ответила она, орудуя под диваном пылесосущим агрегатом
Где– то в глубине мозга я представил: как я измываюсь над ней. Как горячее повидло растекается по её лбу, щекам и носу, обжигая её бархатную кожу.
– Ты Валюха, настоящая гадина, – спокойно сказал я и, взяв с холодильника сигареты, закурил. Глубоко вдохнув ароматный дым, я старался скрыть свое нервное потрясение.
– Что я!? Что ты там такое сказал?– провопила сожительница и вильнув передо мной своим задом, сказала:
– Сидишь тут у меня на шее – иждивенец хренов! Я живу с тобой три год! Все это время я обстирывала тебя! Готовила, разносолы, грела для тебя постель и даже научилась булки печь. А ты!? Ты Шурочка, что для меня сделал? Ты подарил мне колье с жемчугом? Ты, купил мне норковую шубу или купил новую мебель в моё родовое гнездышко,– говорила она, стараясь меня обидеть.
Я терпел. Я молчал. Мне нечего было сказать – мне было стыдно. Отчасти она была права. Я понял, что любовь, которая всепоглощающе накрыла нас, три года назад – прошла. Осталась привычка. Появилась какая– то инерция, по которой мы жили, и все эти годы терпели друг друга, как терпит береза, выросший под её кучерявой кроной подберезовик, который неистово сосал её соки.
Швырнув в форточку окурок, я закрыл окно. Здесь на кухне прошли самые лучшие минуты нашей совместной жизни. Здесь мы общались. Здесь мы нежно говорили о любви, и даже иногда занимались любовью прямо на кухонном столе. Страсть когда–то кипела в наших телах, взрываясь фонтаном огненной лавы.
А сейчас мне не хотелось ругаться, скандалить, брызгать слюной. Не хотелось доказывать Вальке, что я недотёпа Шурик из параллельного потока, который когда– то был в неё влюблен по уши и который таскал её по кустам жасмина, где щупал девичьи груди, и вслух мечтал, что буду любить эту женщину до самого конца жизни. Всё сегодня – любовь кончилась! Кончилась, как кончается все самое хорошее, и этот факт был неоспорим.
– Знаешь Валюха – любовь это мёд, – сказал я. – Чем больше его сожрешь, тем быстрее наступает отрыжка! Я наелся тобой досыта! Я наелся до самой отрыжки! Пойду, освобожу свой желудок для следующей порции. Надеюсь, мне выпадет удача в кругу верных друзей полечить расшатанные нервы и вкусить запретный плод, которого ты, незаконно лишила меня …
Я сунул руки в карманы пальто и открыв дверь замер на пороге. Мне хотелось услышать Валькин голос, который жалобно просил прощение. Но ожидания не оправдались.
– Иди, иди – алкаш хренов! Катись колбаской по Новоспасской! Все равно домой вернешься! Мачо наоборот!

Январский мороз резанул по щекам и носу, покалывая кожу миллиардами иголок. Воздух был свеж и чист, словно горный хрусталь, стекающий с вершины Монблана. Казалось, сделай шаг, и он рассыплется, подобно каленому ветровому стеклу во время аварии. Подняв воротник пальто, я, похрустывая промерзшим снегом, побрел по улице в сторону ближайшего кабака, который назывался «У Ихтиандра».
Там вдали от Валентины, я мог заглушить кровоточащую душевную рану и забыть все горести навалившиеся на меня в этот день. Я был свободен. Я был самим собой и не был подвластен той бытовухе, которая подменила святое понятие как «любовь» на какую– то шубку из норки. Сейчас мне хотелось только одного– я хотел напиться! Мне срочно был нужен сеанс алкогольной релаксации. Я не хотел сойти с ума от мысли, где мне взять денег на эту чертову шубу.
Синие, красные и зеленые огни светодиодов, горящих над кабаком, манили таких же как я страдальцев. Только здесь можно было встретить старых знакомых, чтобы в уюте и тепле провести волшебный вечерок за рюмочкой рома. Я порылся в карманах и нашел «дежурную заначку» – пятьсот рублей. Зажав крепко в кулак находку, я спустился в полуподвальное помещение. Запах табака, алкоголя, женских духов и жареной рыбы, ударил мне внос, погружая в пучину умопомрачительного блуда. Коронная мелодия местного диджея по кличке «Карась» о морском дьяволе из кинофильма «Человек амфибия», рвала динамики колонок. Толпа неистовствовала, подпевая в такт душераздирающим завываниям:
«Нам бы, нам бы, нам бы всем на дно! Там бы, там бы, там бы – пить вино! Там под океаном ты трезвый или пьяный не видно все равно».
–«Эй, моряк, ты видно долго плавал! Я тебя успела разлюбить,– стал напевать я себе под нос, вливаясь душой в веселую атмосферу заведения.
В кабаке, как всегда было полно народа. Основная масса состояла из молодежи. Здесь вдали от родительского глаза они полулегально познавали прелести жизни и учились быть взрослыми. Крепкий алкоголь они не пили, опасаясь родительского гнева, а вот пивком и заморскими коктейлями свою плоть радовали.
– Шурику– привет!– сказал мне знакомый бармен Сеня, вращая в руках кеглю с очередным шедевром коктейльного искусства.
– Здорово Сеня! Будь великодушен дорогой, налей мне братец для начала рюмочку "Крестного отца"
–Водка с «Амаретто», – переспросил Семен. –Халб унд халб, как говорят немцы?
–Хальб унд хальб,– подтвердил я ему соотношение напитков и замер в ожидании своего коктейля.

Семен был в этих делах настоящий кудесник. Он наливал в рюмку пятьдесят граммов «Амаретто», а потом по лезвию ножа тоненькой струйкой вливал в неё столько же водки. Она как бы лежала на поверхности ликера. При употреблении – этот напиток смешивался прямо на языке, создавая незабываемые ощущения алкогольной диффузии.
Устроившись на банкетке, я пригубил коктейль и для пущей важности прищурил глаза. Я сверлил публику взглядом, стараясь рассмотреть ту единственную которой я мог бы поведать в пьяном угаре о своих чаяниях. В эту самую секунду, когда мой взор пал на якобы танцующую блондинку чья– то рука коснулась моего плеча. Мне показалось, что сердце опустилось в пятки. Я почему– то подумал, что это Валька. Чтобы не умереть от шока, я медленно повернул голову и увидел поросшее щетиной красное и круглое лицо своего однокурсника – Сергея.
– Шурик – привет!– сказал он, моргая пьяными поросячьими глазками. – Ты решил якорь бросить – надолго!?
– На пятьсот, – ответил я, обозначая Сереге свою кредитоспособность.
– К нам присоединиться не хочешь?– спросил он, кивая в сторону столика, за которым сидела пара местных шлюшек. – Я один, а их двое,– сказал он, мило улыбаясь подружкам. –Меня на двоих не хватит!
Те кокетливо улыбались и счастливо хохотали, создавая непринужденную атмосферу постоянного праздника.
Зита и Гита, так звали залетные кавалеры этих девчонок. Расплываясь в улыбке, они приветливо махали мне ручкой, приглашая к столику. Я, положив руку на плечо Сергею, слез с «баночки» и вальяжно подошел к девушкам, покачивая бедрами как это делают моряки сошедшие на берег.
– Здрасте! Разрешите дамы, пришвартоваться к вашему причалу!?– спросил я, подчеркивая таким образом принадлежность к российскому торговому флоту.
– Швартуйся! – в унисон ответили девчонки.– Давай, бросай свой конец на наш причал, мы тебя давно ждем,– сказала Зита, и залилась счастливым смехом.
– Давай Шурик, швартуй баркас – матросня гулять изволит! Ударим твердым долларовым эквивалентом по местному притону пока над морем полный штиль!– сказал Сергей, и, хлопнув меня по плечу, кивнул в сторону свободного кресла. Крякнув, мне на ухо он рухнул на соседний стул и, вытащив сигару, закурил, словно премьер министр Уругвая.
Стол ломился от выпивки и закуски. Графин с водкой, пара бутылок шампанского, большое блюдо с вареными креветками, обложенных дольками лимона и лайма, украшали застолье веселой компании.
– Меня звать Света(Зита), а это Марина(Гита), – сказала платиновая блондинка и представила жгучую брюнетку, на шее которой был одет собачий ошейник, облагороженный заклепками из нержавеющей стали. Та улыбнулась, и, протянув мне руку, замерла в надежде, что я брошусь лобызать её, словно лупоглазый пекинес. Я пожал даме ручку, и, достав из кармана сигареты, небрежно кинул их на стол. Я закурил. Выдержал томительную паузу, сказал:
–Меня крошки, звать Александр! Друзья зовут меня Шурик из– за внешнего и внутреннего сходства с персонажем известного режиссера Гайдая,– проговорил я, как по заученному. Втянув в себя дым, я всем на удивление сотворил кольцо, сквозь которое пропустил тонкую струйку дыма.
Зита и Гита зарукоплескали.
– Шурик, ты просто душечка,– сказала Света(Зита) – А я думаю где я тебя видела. А это оказывается ты, снимался в фильме «Операция– Ы».
– Нет Зиточка, это не я! Я всего лишь похож на него! Нам чужая слава ни к чему!
– Боже, ты Шурик похож, на Шурика, словно однояйцовый брат,– сказала Светлана, подперев голову руками. Я тебя уже обожаю!
– У Шурика девчонки два яйца, а не одно!– Сказал Серега. – Ты Шурик, не стесняйся, бери любую, и тащи в кровать. Докажи им, что у тебя два яйца, а не одно!
Девушки в унисон хихикнули, и девственно опустили глазки, как бы стесняясь своей древней профессии.
Я одним махом осушил рюмку и, словно платежеспособный, щелкнул пальцами, подзывая официантку. В голову пришла идея сделать вклад в общее застолье. Образ моей Валентины в этот миг, словно мираж, возник посереди стола. Она как голограмма появилась как бы из неоткуда, держа на руках шубу. Я прикрыл ладошкой рот, забыв навсегда про сеанс невиданной щедрости. Выдержав паузу, я ушел в пучину, словно я был не я, а подводная лодка, которая прячется в глубинах моря. Только так лежа на грунте, я мог переждать наш семейный шторм и вернуться в родную гавань при минимальных потерях.
– Нам солнышко, еще графинчик с водочкой!– сказал я, заливаясь здоровым румянцем.
– Ты че Шурик, спрячь деньги – сегодня плачу я! – сказал Серый пьяным голосом и, вытащив из кармана пачку тысячерублевых купюр, демонстративно бросил её на стол. Я заметил как Зита и Гита переглянулись, и синхронно, словно японские роботы улыбнулись нам и как по команде обняли.
Я был пока еще трезв. Я зная коварство этого контингента следил за каждым их движением, чтобы вовремя пресечь злодейство.
Сергей налил еще по рюмочке и мы, дружно столкнув их на середине стола, звонко чокнулись. Глоток горячего алкоголя, проскочив пищевод, плюхнулась в мой голодный желудок. Я почувствовал, как карабкаясь по стенкам он, пополз всасываться в мою кровь наполняя голову приятной истомой. Мне стало хорошо. Лицо Зиты прямо на моих глазах стало трансформироваться в Анжелину Джоли. Я поймал себя на мысли, что пришел тот момент, когда все женщины в одночасье почему–то превращаются в красавиц и становятся необычайно притягательными. Придвинув стул поближе к Светлане по кличке Зита я, почувствовал, как моё тело непринужденно коснулось её тела. Страсть мгновенно закипела в моей груди, а инстинкт к продолжению рода, вздыбил в моих трусах, тот орган, который в эти минуты начинал играть главную роль, полностью заменяя мозг.
– А у вас не будет отдельного кабинета,– вспомнил я цитату из знаменитого фильма.
– Мы, наше благородие имеем удовольствие уже накушаться,– сказал я, переводя свое тело в режим автономного покоя. Мой язык что– то лепетал. Девчонки смеялись. Зита почувствовав, что я «неравнодушен», прижалась ко мне и, положив мне голову на плечо, тихо запела.
– А ты в ответ на мой обман найдешь еще кудрявее, а наш роман и не роман, а так одно название….
В ту минуту я ощутил как флюиды взаимного желания, окутали нас, предвещая приятные для тела минуты.
– А давай Шурик, я тебе погадаю, – сказала Гита и, взяв мою руку в свою, принялась нежно её гладить. Её тонкие нежные пальцы скользили по моей ладони в поисках эрогенных зон, и я не выдержав такой сексуальной экспансии, покорно отдался её колдовским чарам.
– Ты ведьма?– спросил я, подставляя ей руку для эротического экспресс анализа.
– Нет дорогой! Мать моя была цыганка. Еще в детстве она обучила меня этому древнему ремеслу хиромантии и я могу с точностью до рубля предсказать твою судьбу.
– Ты можешь предсказать мою судьбу, как Ванга?
– А то!– ответила Марина Гита, и её острый, как скальпель ноготь стал скользить по линиям моей судьбы. Он скользил, словно указка учителя географии по карте мира, повествуя мне о будущем. Марина рассказывала мне о всей моей прожитой жизни. О нашем с Валькой браке, который наметил свое падение, словно это был Берлин в мая 1945 года. Все её слова и удивительные по ощущениям прикосновения были настолько приятны, что я незамедлительно возжелал Гиту. Моя рука безжизненно повисла и скользнув под стол, ощутила её коленки. Гита улыбнулась и тихо завораживающе, сказала:
– Ты скоро умрешь!– сказала она, увидев на мой ладони знак приближающегося смертного часа.
От такой неожиданности я резко отдернул руку. Меня, словно ударил током электрический скат. Эта новость потрясла – нет, даже ошеломила меня. Хмель мгновенно испарился из моей головы, не оставив следа.
– Когда?– дрожащим голосом переспросил я. – Ты же сказала, что у меня длинная линяя жизни…
– Сказала и это правда. Но вот эта морщинка на этой линии в виде креста говорит о том, что ты умрешь, но чуть позже вновь почему-то воскреснешь.
– О, я что сын божий!? – ухмыльнулся я .– Только Христос мог умереть и тут же на следующей неделе воскреснуть,– сказал я, принимая её слова как шутку.
– Ждет тебя добрый молодец, слава, богатство и надежная верная подруга, – сказала Гита и поднялась из– за стола. – Пойду– ка я носик попудрю…
– Я тоже пойду, накрашу свой свисток, – сказала Зита, и подружки покачивая бедрами, скрылись в стороне, туалетной комнаты.
– Это они куда, – спросил я Сергея.
– Девки в «гальюн» пошли освежиться, – ответил мне Сергей. Его рука, нащупав графин, автоматически налила водку по рюмкам. –Ну, Шурик, за нас - за мужиков!
Я одобрительно махнул головой и сказал:
– За нас, за мужиков! В эту самую минуту мне пришла в голову мысль спросить Сергея, откуда у него столько денег. Слегка подогретый алкоголем он скрывать место своей работы не стал. Пока девчонки «пудрили» носики, он поведал мне, что нанялся матросом на круизный лайнер и теперь ходит в море под флагом Либерии.
Боже удача повернулась в мою сторону и я, вспомнив про свою подружку спросил:
– Серый, а для меня там часом местечка не найдется? Могу матросом! Могу мотористом! Могу официантом на камбуз!
– Мотористом!? Да, на лайнер нужен моторист! Капитан с ног сбился искать…
– А может, я подойду?
– Подойдешь! Я за тебя Шурик, замолвлю словечко!– утвердительно сказал Сергей и налил еще по рюмке. – За нас – за матерых морских волков!– провозгласил он тост и вылил водку себе в рот. Сунув следом креветку, он ловко языком выдавил её, а «костюм» выплюнул в тарелку. Положив руку на плечо, он обнял меня, как стародавнего друга и тихо на ухо сказал:
– Да, мы с тобой брат … Ух! Обойдем весь земной шарик! Гульнем в Тайланде, на Филиппинах и в Мексике! Погуляем с дикими пышногрудыми креолками! Стройная фигурка цвета шоколада нам помашет с берега рукой, – пропел он подливая в огонь масла…
Слова Сергея настолько потрясли меня, что я затрясся весь от такой новости. Всего один рейс и Валька будет иметь норковую шубу с опушкой из горностая. Еще один рейс, и я буду иметь подержанный «Ягуар». Бог мой, какое счастье быть при деле! Нет– при хорошем деле!
– А точно возьмут?– спросил, я не теряя надежды.– Я брат, на берегу схожу с ума…
– Базар тебе нужен. Я с кэпом на дружеской ноге! Как я скажу – так он и сделает.
От такой радости, я схватив графин, вылил в рюмки остатки водки и предложил тост.
– За нас! Чтобы у нас все было, и нам за это ничего не было!
– О, это хороший тост, – ответил Сергей, чокнувшись со мной, опрокинул рюмку себе в рот.
– «Я пью до, дна за тех, кто в море. За тех, кого любит волна. За тех кому повезет» – пели мы с Серегой, обнявшись, словно родные братья. Мы еле– еле стояли на ногах, как на палубе в девятибалльный шторм, держась, друг за дружку, чтобы не упасть за борт в кипучую пучину. Девчонки не покидали нас ни на секунду. Светлана, словно опора держала меня с Серегой, чтобы мы в порыве исполнения морского хита не расшибли себе носы об асфальт. Тем временем Маринка, вытянув руку, поймала таксующего «бомбилу» и подала нам мотор прямо ко входу в «Ихтиандр».
– – Карета подана, – сказала Зита, и направила нас в открытую дверь, остановившегося рядом такси. Не отпуская друг друга, мы влезли на заднее сиденье, подобно двум медведям, влезающих в одну берлогу.
– Гони шеф на Дивноморскую, – сказал Серега, и закинув руку на плечо Зите Светлане, тут же полез щупать её ноги. – Рандеву требует продолжения…
Гита Маринка уселась на переднее сиденье, и повернулась в нашу сторону, стала возбуждать меня своим ярко красным ртом, который был похож на раздавленную вишню.
За окном мелькал ночной город. Редкие для этого времени машины, проскакивали мимо нас, моргая желтыми глазами фонарей. В них в этих бездушных железках также как в такси кипела своя жизнь. Кто– то мчался домой. Кто– то к любовнице. А кто– то, как и мы ехали в неизвестность. Я не знал, что с нами будет на улице Дивноморская, где жил Серега. Я был чертовски пьян…

Глава– 2

Как и подобает настоящей жене, Валька, встретила меня с мусорным ведром в руках.
– Алкаш, – были её слова, и она вручила мне в руки ведро, словно переходящий кубок. – Иди, исполняй гад супружеский долг, я тебя всю ночь ждала.
Я, повинуясь её приказу, молча, побрел на лестничную клетку, где располагался старый и вонючий мусоропровод, который вызывал в моей душе жуткое отвращение. Мне было стыдно. Я не знал, изменил я ей этой ночью или нет. Память покинула меня, в тот момент, когда я переступил порог квартиры Сергея. Последнее что я помнил, был черный кот, который почему– то приближался ко мне, как катер на подводных крыльях. Дальше был провал. Очнулся я тогда, когда голая женская нога переступила меня, словно я был не человек, а кирпич, упавший с крыши на асфальт или окурок, лежащий рядом с урной.
– О, бедолага очухался! Опохмеляться будешь?– спросил меня голос Сергея.
Я повернулся в ту сторону, куда ушли голые женские ноги, и увидел – я увидел широкую кровать. По– среди неё, подобно халифу сидел Сергей, а по краям его царствующей персоны, словно наложницы восседали Зита и Гита. Сергей, был похож на альфа самца. В роли хозяина прайда он был неподражаем. В общем, почти лев. Девки обнимали его и страстно лобызали, надеясь получить за интим услуги достойную награду, в виде портретов американских президентов нарисованных на зеленых фантиках.
– Оклемался Шурик!? Тебе надо принять шампусика, для поправки так сказать – здоровья!?– сказал Серж, протягивая мне открытую бутылку.
– А где я?
Девчонки, услышав мой голос, засмеялись, втягивая в этот процесс моего стародавнего кореша, который ржал вслед за ними, словно конь.
– Тебе что Санек, память отшибло?– спросил Сергей.
– Бр – бр! Ничего не помню…
–"Крестного отца" кушать надо меньше, – сказал мне Сергей, и выскочив из– под одеяла в чем мать родила, поднес мне бутылку с вином. – На братан – глотни!
Схватив зеленый тяжелый пузырь, я вставил дуло себе в рот и, запрокинув голову, стал жадно глотать хмельную пену, которая пучила и раздувала мои щеки и даже перла через нос. Утолив жажду, я сел на ковер. Вытащив из кармана сигареты, я закурил и мгновенно пришел в ужас.
– Меня Валька, убьет!– сказал я, осознав тот грех, который я совершил в отношении жены. – Я, же ей шубу обещал – норковую…
– Во, люди добрые, гляньте на этого козла! Он ночью на мне жениться обещал, а сейчас уже включает обратный ход, – провопила Гита, и выскочила из– под одеяла в одних трусиках а– ля леопард, которые лишь слегка прикрывали её женскую природу.
– А ты кто? – спросил я, рассматривая сеанс бесплатного стриптиза.
– Я Марина!– ответила Марина, обиженно натягивая на себя наряды. –Ты между прочим Санечка, меня всю ночь, любил. Обещал даже на мне жениться, а сейчас…
В этот миг я вспомнил её лицо. Вспомнил и тот и тот ошейник, который в первую минуту привлек мое внимание, и те ассоциации, которые он тогда вызвал благодаря моей буйной фантазии.
– Гав– гав!– загавкал я, желая еще больше раззадорить портовую шлюху. – Гав!
– Козел!– ответила она. Схватив тряпки, девушка выскочила из комнаты в туалет, пустив из глаз дежурные слезы.– На свою кикимору погавкай – кабель занюханный!
Осознав свое положение, я скорбно допил шампанское и сказал:
– Серж, ты братан прости, но я домой…
Я поднялся с ковра и, натянув на себя куртку, покачиваясь, направился к выходу.
– Я тебе звякну, – крикнул мне вслед Сергей.– Готовься! Выход в рейс через две недели…Паспорт, медкомиссию, прививки. Ну, сам знаешь, не мне тебя учить.
–Ага!– мотнул я больной головой и вышел из его квартиры на лестничную клетку.

Я высыпал в жерло мусоропровода бытовые отходы и, придумывая оправдания, вернулся домой. Первое что я услышал, был вопрос:
– Опохмеляться будешь соколик?
От такой неожиданности мое сердце чуть не лопнуло от впрыска адреналина. Впервые в жизни я услышал от Вальки столь ласковые для слуха каждого мужчины слова.
– Буду, – ответил я, и, скинув куртку, предстал перед ней успев схватить из серванта хрустальный бокал.
– О, гляньте на него он уже со своей тарой тут как тут…
– Наливай, – сказал я и трясущимися руками протянул ей емкость.– Трубы горят– спасу нет!
Валька прищурив один глаз, влила в рюмку как по «метке» мой же коньяк, который она спрятала еще две недели назад. После чего встала в проеме двери, и как всегда подперла свои девственные выпуклости, сложенными на груди руками.
Я без прелюдий закинул в рот напиток, будто лопату угля в топку паровоза, и глубоко выдохнул, смакуя на языке, заблудившееся во рту яркое послевкусие араратской долины.
– Эх, Валюха, хорошо – то как! – погладил я себя по животу, ощущая как коньяк греет мой ливер. –Я прямо ожил. Словно живой воды испить имел неописуемое удовольствие.
– А чего хорошего – кабель ты блудливый!?– сказала сожительница с песчаным ликом египетского Сфинкса, от которого так и тянет пустынным спокойствием.
– Жить хорошо! А еще лучше, когда в желудке сто грамм коньяка плескается, – ответил я на автомате. Я видел – я в тот миг чувствовал, что Валька что– то затеяла страшное.
– Ах, ты кабель! Ах, ты, кошак блудливый! Извращенец – мать твою…
– Валюха, клянусь статуей свободы в Америке, я перед тобой чист как слеза младенца! Да я…– только хотел сказать я, но скалка, разрезав воздух подобно самурайскому мечу, обрушилась на голову. Валька вбила меня в табуретку, словно я был гвоздь. Ни боли, ни хруста костей я не слышал и даже не почувствовал. Подобно глубоководному батискафу, я мгновенно погрузился в Марианскую впадину, и там залег на дно. Делать было нечего, и я свернулся в позе вареной креветки. Помню, как мимо меня плыли странные диковинные рыбы ярко синих и красных цветов, воздушные пузыри, и даже геометрические параллелепипеды. Они смеялись над моей беспомощностью. Показывали мне свои рыбьи языки, и дразнили меня, как дразнит человек обезьяну. Очнулся я от жуткой головной боли. Она окутала мою «орудийную башню», словно тент общего покрытия.
Я лежал на диване, словно камбала на дне моря, которую раздавил кит, решивший покусится на её девственность. Ощупав руками голову, я почувствовал, что она перевязана. В ту минуту я напоминал Чапаева плывущего через реку Урал. Старинная медицинская грелка, с кусками льда приятной прохладой стимулировала вздувшуюся на макушке гематому, которая напоминала мне созревшее яблоко, чем простую бытовую шишку.
– Ну что Дон Жуан хренов очухался!? – услышал я голос жены, будто он исходил из земных недр или канализационной трубы первого этажа, в которую на девятый этаж горланил пьяный сантехник.
– Ты Валька, настоящая гадина, – сказал я, окончательно вернувшись в реальный мир наполненный яркими красками и жизнью.
– Это я гадина?! А ты у нас святой, словно херувим, сидящий на ветке райской яблони?– спросила сожительница, косясь в ту сторону, где нижняя часть мужского организма переходит в верхнюю. И тут проявившемуся моему взору предстало мое обнаженное тело. При визуальном исследовании я обнаружил на нем ярко пунцовые окружности цвета перезрелой вишни. И все это там, где из трусов выглядывала голова мичмана Грибоедова, которую я наколол в эпоху былой молодости, когда я служил на Северном флоте матросом.
– Я так понимаю, это не тебя, это портрет твоего бывшего боцмана лобызала какая– то страстная шлюха, – сказала Валька ерничая над моим беспомощным состоянием.
– Я клянусь – ничего не помню! Если что и было это значит меня зверски изнасиловали какие– то маньячки – клофелинщицы. По собственной воле я тебе изменить не мог. Да чтоб мне год суши не видать! Да чтоб у меня глаза как у лобстера вылезли, если я соврал хоть на кабельтовый. Да чтобы мне три года женской ласки не ощущать!– сказал я.
– Вот и хорошо! Я ловлю тебя на слове - лобстер ты карибский! Я обещаю тебе, что ты кабель, моей ласки не увидишь, пока я не увижу норковую шубу с опушкой из горностая.
– «Всё – трындец», – подумал я,– Это вам господа присяжные заседатели не Рио де Жанейро– это все гораздо хуже, – сказал я словами великого комбинатора еще не представляя где брать шубу в эпоху развитого бандитизма и всеобщего обнищания трудящихся масс.

Глава– 3

Серега, как и обещал, позвонил через два дня. К тому времени Шишка на голове сдулась, как пробитая автомобильная покрышка. Вид у меня был не очень, но я уже мог выйти в люди для деловых переговоров.
– Алло – Серый! Ну что новенького?– спросил я, глядя одним глазом на жену, которая, словно фашистский часовой стояла в дверном проеме, постукивая скалкой по ладони, как бы напоминая мне, что баба в гневе – это Рэмбо с пулеметом. Она стояла прямо, растопырив уши, и прямо сгорала от своего бабьего любопытства. Она прислушивалась к каждому моему слову и запоминала, словно записывала на диктофон.
– Да! Да! К концу недели буду готов!– сказал я Сереге, услышав радостную весть, что меня вызывает капитан на собеседование. От восторга я вскочил с дивана, скинув с себя повязку, и хотел было уже бежать в ванную, чтобы побрить рожу, как натянувшаяся цепь, свалила меня на ковер прямо перед Валькой. Она стояла мне на пути непоколебимо подобно бетонному монументу Матери Родины в Волгограде и завидев мою прыть, вновь вознесла скалку подобно священному мечу готовясь сломить мой напор.
– Ну и куда ты прешь– кабелисимо? Что дружок предлагает опять сучек проведать?
– Эх – Валька, Валька! Я ради твоей шубы хотел на контейнеровоз наняться, но раз ты не хочешь, я буду и дальше душить диван, пока он меня не задушит, – сказал я поднявшись с ковра на четвереньки. Грохоча цепью об пол я, словно побитый помойный кот, пополз назад в свое убежище, чтобы там отсидится перед новой попыткой получить свободу.
На какое– то мгновение лицо спутницы изменилось и она, бросив на кресло «весомый аргумент» переспросила:
– Повтори то, что ты сейчас сказал!?
Вскарабкавшись на диван, я подпер голову рукой, и, глядя ей в глаза, жалостно вымолвил, как этого хотела моя супруга.
– А тебе это надо?
– Ты, куда это собрался?– спросила она, подсаживаясь на край многострадального дивана.
– Хотел мотористом в рейс сходить да на шубу тебе заработать. Серега с боссом говорил мне, на завтра назначена аудиенция и я должен прибыть на собеседование в наилучшем виде.
– В море пойдешь?
– Нет – теперь уже не пойду,– сказал я и скрестив на груди руки притворился умершим.
– Почему это не пойдешь?– спросила сожительница, и я почувствовал, как голос её дал легкую слабину. Вместо суровых, и порой даже жестких команд, появился какой– то легкий еле уловимый трепет, будто где– то в кустах закудахтала куропатка, подзывая к гнезду разбежавшихся несмышленых птенцов.
– Рабы в море ходят только на галерах, – ответил ей я, и, подрыгав ножкой, показал ей стальную цепь.
Ни слова не говоря, Валька сунула руку за пазуху, и вытащив оттуда серебряный ключик, который она всегда прятала в лифчике четвертого размера – открыла замок.
– Так бы сказал сразу, что идешь устраиваться на работу. Слава богу!
– Так я тебе и сказал.
Замок на ноге с щелчком открылся, и теплая, совсем родная рука моей незабудки скользнула по лодыжке, как в былые годы нашей молодости.
– Замлела, наверное, ножка – спросила она уже более ласково, и я почувствовал, что в её озлобленную моей изменой душу, вновь вернулась весна нашей любви. Она стала гладить меня с такой нежностью, как гладила несколько лет назад, когда в её сердце кипела еще настоящая девичья страсть, и в наших отношениях не было такого недоверия, какое возникло в эти последние дни.
– В тот вечер, когда я быль пьян, мне Серега обмолвился, что им на судно нужен моторист. Вот на радостях мы крепко выпили, а дальше я уже ничего не помню…
– Не напоминай мне о своих секс приключениях, а не то я тебя…
– Все– все! Забыто и похоронено, – сказал я, не желая будить в Вальке саблезубую мышь, которая вполне может, прокусить вену и выпить из меня всю кровь.
– Я амнистирую тебя тогда, когда ты, купишь мне шубу…
– А что я буду делать еще две недели?– спросил я, представив на мгновение свою жизнь лишенную полноценного здорового секса.
– Купи эротический журнал и тренируйся в ручную. Тебе Шурочка, на вахте стоять, а там сам знаешь, нужны крепкие мужские руки, которые не только штурвал корабля крутить могут, но и самого Бога морей Посейдона поймать за яйца.
– «Бог мой – какой стыд!» – подумал я, представив себя в гальюне нервно теребящего листы эротического издания и шею своего «гуся». – Ну я же ягодка моя не прыщавый пацан! Мне Валюша, женщина нужна! – сказал я, намекая ей на интим.
– А ты в круиз возьми своих портовых шлюх, – ответила мне супруга с каменным спокойствием на лице.
– Да, если бы это было можно!
– А ты скажи дорогой мой муженек, как ты без баб раньше на судне обходился?– спросила Валька, ехидно улыбаясь, представляя в своем бабском мозгу однополые отношения между моряками в период отдыха от вахтенной службы.
– Дура! Ты что думаешь, мы там все гомики?– заорал я, оскорбленный подозрениями бабы, на однополые связи. Да мы, между прочим, пашем как папы Карло, по двадцать часов в сутки. Нам о сексе и думать даже некогда. То – шторм! То – подводные камни, то– пираты! То– немецкие подводные лодки!
– Так ты, что – дебил – война кончилась уже семьдесят лет назад. Какие на хрен немецкие подлодки?– спросила сожительница удивленно.
– Война кончилась, а подлодки остались. Так и рыскают по всем океанам! Так и рыскают! Почему ты, думаешь, наши российские корабли плавают под флагами других стран?
– Чтобы налоги не платить, – ответила мне Валька с полной уверенностью.
– А вот хрен! Российские корабли немцы топят. Слышала о летучем голландце? – сказал я, прикрывая рот рукой якобы опасаясь прослушки ФСБ и чтобы еще она не видела счастливой улыбки.
– Ну, слышала!
– Так вот «летучий голландец» он гад и топит. Так что я иду не на работу, а на смертельный, так сказать подвиг. И еще неизвестно, вернусь я с рейса или тело мое будет вечно покоиться в водах мирового водоема.
– Я сохраню о тебе память как о мужчине, которого я любила и которому посвятила самые лучшие часы своей жизни. И даже портрет в траурной рамке повешу на эту стенку,– сказала Валька.
Эти слова настолько тронули мое сознание, что я в один миг воспылал к ней любовью и, схватив её за плечи, тут же завалил на диван. Я уж было хотел исполнить супружеский долг, как тут же получил отказ в виде кулака нарисовавшегося перед моим носом.
– Инкубационный период бледной спирохеты длится одиннадцать дней.– сказала она намекая что я с кем– то был.– Первые признаки сифилиса у тебя появятся, как только ты выйдешь в море. Поэтому я потерплю до твоего возвращения Шурик. Так для подстраховочки!
Её казенные слова и лекция на тему бытового сифилиса настолько глубоко проникли в мое подсознание, что я почувствовал, как страшные бактерии расползаются по моему телу, переносимые потоками крови и начинают хищно поедать мою любимую плоть.
– А может, у меня ничего нет?– спросил я, еще не теряя надежду, что Валькина крепость откроет свои врата под напором тяжелой конницы моего передового гусарского отряда.
– А вдруг у тебя СПИД? Ты справки видел!?
– Какие справки?
– Какие - какие – медицинские, – ответила мне моя подружка, окончательно посеяв в душе жуткие сомнения. Кожа по всему телу как– то сразу зачесалась, и я почувствовал, что смертельно болен и смерть моя находится совсем рядом, как предсказала мне Марина.
– А может мне не ходить в рейс?– спросил я Вальку, испугавшись за свою жизнь.– Может мне в венерический диспансер лечь на обследование?
– А как же норковая шуба?– спросила она, и в её руке вновь блеснула замок и звякнула цепь.– Если будешь умирать, то на этом диване, чтобы заразу не разносить по городу. А подохнешь, твой труп будет подвержен кремации.
– Нет, я уж лучше уж в рейс!– сказал я, окончательно решившись отдохнуть от сожительницы, месяцев пять, шесть. За это время её память забудет нашу размолвку, и я буду вновь принят в наш семейный клуб с распростертыми руками. Тем более, что мне самому стало страшно осознавать, что я мог быть инфицирован этой чертовой гадалкой с ошейником. Нужно было выждать паузу, чтобы окончательно убедиться, что это не так. Сознание понесло меня по волнам воспоминаний и я, отключившись от реальности вдруг загавкал, вспоминая ни как саму гадалку, а как её строгий ошейник. Открыв глаза, я вдруг увидел, что Валька стоит передо мной, держа в руках приготовленную цепь.
– А у тебя часом не бешенство? Может тебя ветеринару показать? Что ты лаешь кабелисимо?
– Да это я в роль вхожу. Я тут представил, что если я не пойду в рейс, то через неделю обязательно буду лаять, как заправский сторожевой пес. Вот я и проверил, каков у меня голос. На кого я Валь, больше похож на шнауцера или немецкую овчарку?
– Ты Шура, тявкаешь как болонка, – зло сказала сожительница и, отсоединив цепь от дивана, вынесла её на балкон.– Штаны одень Дон Жуан хренов, к тебе твой секс партнер идет. Я, вскочив со своего любимого дивана, и бросился искать трико с вытянутыми коленками. Мне не хотелось, чтобы Серж застал меня в таком интимном виде и потом смеялся над моими цветастыми семейными трусами. Через пару минут в дверь позвонили. Я на правах хозяина вышел в коридор и открыл Сереге двери.
– О, Шурик – привет! Ты часом не заболел?
– С чего ты взял, – спросил я, напрягаясь от его вопросов, которые еще больше посадили меня на измену и мотали душу на клубок сомнений.
– Что– то ты братец, бледен?
Тут мне на ум пришла бледная спирохета, о которой мне намекала Валька, и я подумал, – «Все – началось! Я точно заразился!»
– Ну что ты замер, словно цапля во время охоты на головастиков. Приглашай что ли в квартиру. Хочу тебе поведать о разговоре с боссом насчет твоей работы.
Я молча пропустил гостя в квартиру и увидел как Серега схватив ручку моей гражданской супруги, стал лобызать её подобно гусару целующего ручку светской дамы.
– А, вот – это вам!
В руках Сержа вдруг появился букет роз и бутылка шампанского, которые возникли, как бы из ничего. От шока я чуть ни сел на пол, увидев, как Валька зацвела, словно тот куст жасмина, под которым я еще в шестнадцать лет лишил её девственности. Она приняла подношения и пригласила Сергея в комнату. Я последовал за гостем, чувствуя всей своей кожей всем своим нутром, что этот приход друга будет для меня судьбоносным.
– Короче так, – сказал Серый, располагаясь на моем любимом диване. – Я, как только оклемался, поехал в пароходство к боссу, чтобы замолвить за тебя словечко. Как только я заикнулся, что у меня есть знакомый моторист, он растаял, словно невеста в первую брачную ночь и потребовал уже завтра представить тебя перед ним.
Я присел скромно рядом, и растопырил уши подобно локаторам, желая впитать все сказанные им слова в губку головного мозга. Мне было интересно знать, чем закончилась вся эта история. Перед глазами как на подиуме дома моделей стоял образ жены, который был одет в роскошную норковую шубу. Она улыбалась, принимала нескромные позы, задирая полы своего наряда, и показывая те ноги, которые принадлежали мне по праву мужа и которые я просто боготворил. Она позировала фотографам, а мое сердце вырывалось из груди от ревности, словно я был не русский ядреный мужик, а дикий мавр Отелло. Мне хотелось её задушить, но обещание данное женщине сдерживало меня от столь безудержного поступка. Я настолько увлекся умственными созерцаниями образа, что даже не увидел, как шампанское выстрелило пробку в потолок, и наполнило высокие бокалы искрящимся вином
– Шурик, а Шурик, – услышал я, словно через пелену. – Выпьем за удачное решение твоих проблем, – сказал Серж, интригуя меня, а еще больше Вальку.
Я сбросил с глаз пелену и, встряхнув головой, вернулся в квартиру.
– Что!?
– Я говорю – выпьем за успех нашего морского дела!
Я схватил бокал и протянул его в центр стола. Посуда из трех хрустальных емкостей звонко столкнулась, и я просто влил в себе в рот вино, одним глазом наблюдая за женой, которую как мне показалось, окончательно сорвало с катушек. Она кокетливо моргала накрашенными ресницами и не сводила с Сержа, своих глаз. Валька эротически смаковала игристый лучезарный напиток, хитро выглядывая из– за бокала.
– Короче, через две недели выходим из Владика – сменим команду. Грузимся в Пусане и через Индийский океан в Германию.
Я почесал затылок, предчувствуя не только приятное путешествие по южным широтам, но и тот приличный заработок, который снимет с меня проблемы мужа иждивенца.
– Сколько – сколько я буду получать?– спросил я, почесывая руки от нетерпения услышать приятные слуху слова, отраженные в цифрах.
– А сколько…Моторист второго класса получает две с половиной тысячи евро в месяц. Плюс вахтовые. Плюс внеурочные. Тысячи четыре евро в месяц. В среднем рейс длиться четыре, шесть месяцев. Сходишь на берег, а в кармане тысяч двадцать евро. Я с последнего рейса привез двадцать шесть тысяч.
Я заметил как после цифр озвученных Сержем, глаза супруги блеснули бриллиантовой искрой и даже возможно, легкий зуд защекотал её тело. Валька поёжилась и взглянула на меня глазами полными бабьей надежды.
– Через две недели?– переспросил я, вспомнив, что в начале февраля у меня день рождения, и я хотел отметить его в кругу семьи при свечах и с шикарным тортом.– Через две недели? У меня скоро день рождение, я хотел получить подарок и отметить его с женой и друзьями.
– Собрался плыть – плыви, – сказала Валька, сурово интонацией в голосе развеяв сомнения, которые закрались и вызвали сомнения в душе.
– Сколько раз тебе говорить – мы Валька, не плаваем, а ходим! Плавает дерьмо в речке вонючке. Понимаешь? Плавают какашки, а моряки – моряки она по воде аки посуху ходят!
– Вот ты Шурочка, и пойдешь, если хочешь, что я забыла о твоих похождениях в «Ихтиандре», а подарок на день рождение ты получишь, и поверь мне, он тебя чрезвычайно обрадует, – сказала мне супруга, странным образом хихикая.
Я тогда не придал этому значения, посчитав, что это очередной Валькин каприз. Она любила дарить мне необычайные подарки, и я постарался представить, какой сюрприз она мне решила приготовить на этот раз. В голове сразу представилось несколько вещей о которых я не то чтобы мечтал, но имел неосторожность вслух пожелать их.
– Ты решила мне подарить Ягуар?– спросил я, ожидая, как отреагирует супруга на шутку.
– Ты Шурочка, наверное, пошутил тут типа Петросян?– сказала Валька и пощупала голову, где еще позавчера была огромная шишка.– Смотри, шишка то совсем рассосалась. Могу повторить!?
Вспомнив, как ловко Валька орудует деревянным инструментом, я решил на некоторое время воздержаться от комментариев, чтобы потом, уединившись в туалетной или ванной комнате, показать ей средний палец, как знак моего неприятия её скверного характера.

Глава– 4
– Господи, какое это счастье освободиться от семейных пут и вырваться на волю! Только тут вдали от дома начинаешь ощущать, что в тебе жил настоящий романтик, который всю жизнь мечтал об удивительных приключениях, путешествиях и новых впечатлениях. И вот эти мечты начинают сбываться, и ты уже не можешь сдержать себя, от нахлынувших на тебя ярких и красочных чувств и чувства свободного полета. Как и предполагалось, уже через две недели я вышел в рейс. Выскочив на корму после долгой разлуки в море, я уставил взор на заснеженный Владивосток, который со стороны моря выглядел устрашающе черным и совсем не притягательным. Постукивание льда о корпус судна, говорило о том, что мы находимся еще в пределах акватории порта. Закутавшись поуютнее в теплый морской бушлат я достал сигарету и, закурив, с какой– то тоской взглянул на родной берег, который с каждой минутой удалялся все дальше и дальше. Маневровый буксир под названием «Утюг», тянул наше судно из бухты на чистую воду. Портовые краны, суда стоящие у пирса и на рейде удалялись от меня, как удалялась вся прошлая жизнь. Смешанное чувство свободы и привязанность к Валюхе, будоражили душу и я, собрав все внутренние силы, мысленно высадил жену из своего сердца на портовый пирс. Бабам на судне не место потому, что они несут столько бед и злоключений, сколько не выпадет нашей команде за шесть месяцев морского путешествия.
– «Господи я свободен»!– сказал я сам себе и втянул в себя холодный морской воздух. В эту минуту совсем незаметно ко мне подошел Серый и положил руку мне на плечо.
– Что, прощаешься с родными берегами?– спросил он меня, видя накатившую на глаза слезу. – Прослезился?
– С какого хрена? Ветер соленый с моря просто слезу вышибает, – сказал я и вытер глаза ладонью.
– Сейчас выйдем на просторы и по местам – нести вахту, – сказал Сергей .– До Пусана порожняком идем, а там грузимся туристами и в Киль через Суэцкий канал.
Серега ушел в кубрик, а я заворожено глядел в сторону уходящего берега, и в ту самую минуту странное чувство нахлынуло на меня. Мне показалось, что я расстаюсь со своей родиной навсегда. Я еще не знал где и когда закончится это мое путешествие, но чувство тревоги крепкой рукой сдавило душу, как давит рука змеелова шею королевской кобры. Я тоскливо смотрел на холодную, бурлящую за бортом черную воду, и на мгновение представил теплый Индийский океан с бирюзовой водой, где уже через месяц будет наш круизный лайнер «Принц Альберт», который для конспирации перед своими бабами мы называли контейнеровоз «Ямал». Мне хотелось поскорее вырваться из этого жуткого холода, чтобы сняв с себя одежду, позагорать в свободное от вахты время на корме, куда не заглядывал глаз капитана, но любили медитировать полуобнаженные кореянки.
И вот настал тот день, когда наше судно, преодолев тысячи миль, пересекло экватор. По иронии судьбы этот день пришелся как раз на мой день рождения и стал поводом, чтобы капитан заложил судно в дрейф и объявил по судну не просто выходной день, а настоящий праздник Бога морей Нептуна. Теперь я спокойно мог вскрыть коробку с подарком, который мне подарила Валька перед выходом в рейс и насладится вниманием и душевностью своей пассии. Красивая коробка, обернутая блестящей праздничной упаковочной бумагой, и перевязанная лентой по требованию жены должна была быть вскрыта в тот самый момент, когда на камбузе соберется вся команда. Но сегодня– сегодня команда собралась не на камбузе, а на палубе где под палящим солнцем нулевой широты и была запланирована легкая праздничная пирушка. Вскрыв рундук я схватил вожделенную коробку, и прыгая по трапам под одобрительный гул команды и туристов играющих роль морских чертей и прочей традиционной нечисти объявился на палубе, где тут же попал в сети.
По морской традиции мне предстояло пройти ритуал морского крещения. Вымазав меня и еще трех матросов новичков мазутом, наши коллеги принялись купать нас в большой бочке, которую матросы называли «купель».Черти загоняли нас поочередно в бочку с морской водой и окунали трижды с головой бубня на непонятно. Батя, как мы звали капитана судна, сидел в водолазных ластах на импровизированном троне в образе Нептуна. Его зеленая борода, словно у Карабаса Барабаса свисала до самой палубы, а на голове красовалась корона, вырезанная нашим коком Семеном из консервной банки из– под томатной пасты.
– А теперь, я владыка всех морей и вод объявляю причастие, – сказал он, и трижды стукнул трезубцем по палубе, давая чертям команду на распитие морской воды. Серега закинул ведро за борт и, зачерпнув «нулевой широты», втянул ведро на судно.
Я еще по военной службе знал, что морская вода соленая, но вода индийского океана была не просто соленая, это был настоящий яд с примесью полынной горечи. Один из чертей поднес мне чарку и под гул всей команды я приложился к старинной глиняной кружке, которая по легенде нашего корабля принадлежала еще капитану Флинту. Ходили слухи, что якобы сам пират Флинт пил из этой кружки кубинский ром, а напившись, грабил испанские галеоны, вытряхивая из них тонны золота. Сжав свою душу крепкой мозолистой рукой моториста, я, отключив все вкусовые рецепторы, влил в желудок целый литр Индийского океана, растворив те жалкие остатки пищи, которые там переваривались еще с завтрака. Эффект не заставил себя ждать и русская душа под гиканье чертей, вернула за борт ту часть моря и завтрак, которые еще минут пять назад плескались в моем брюхе.
– Что водичка, не мед, – спросил, шутя Серега.– Это тебе не водка «Флагман» в нашем кабачке – это брат настоящий Индийский океан!
– Лучше бы я Серж, водочки сейчас выпил, чтобы заморить ту инфекцию, которая теперь прописалась в моем организме.
– Водочка браток, еще будет, чай у тебя сегодня днюха. Батя по такому поводу, наверное, разрешит нам утолить жажду для профилактики желтой лихорадки и инфекции Эбола.
– Хорошо бы, – ответил я, принимая близко к сердцу судовые правила.
День прошел при полном сумасшествии всей команды, и когда солнце красной задницей павиана повисло над бескрайним горизонтом, капитан объявил торжественный ужин. Вот тут я понял, что пришло время вскрыть подарок, который уже целый месяц ожидал своего часа.
– Эх, была – не была, – сказал я, и на глазах всей команды и тысячи туристов разорвал ленту, которая перепоясывала коробку. Мне до нервных колик не терпелось знать, что же могло скрываться за её картонными стенками, и какой сюрприз преподнесла мне любимая сожительница. Как только я вскрыл крышку, раздалось удивительное шипение. Как мне показалось, из нутра коробки доносилось шипение змеи. Вдруг там что– то зашевелилось и я испугавшись за свою жизнь, бросил коробку на палубу. В этот миг, обнаженная женская фигура прямо выпрыгнула из неё и, надувшись до размеров 90х60х90, рыжая бестия замерла у всех на виду, покачиваясь от дуновения южного ветерка.
Гробовая тишина повисла над всей акваторией Индийского океана. Музыка, доносившаяся из динамиков, стихла. Веселый смех корейских и японских туристов тоже утих. Вся команда, в том числе и я, были в шоке. Старпом, сидящий по правую руку от капитана, открыв рот, выкатил свои глаза и промолвил, чуть не подавившись куском тунца, которого он уже почти пережевал.
– Б– б– баба!
– Баба!– завопила команда в след старпому.
– Баба!– произнес капитан, давясь от смеха.– Баба на судне!
– Баба – заорали корейские и японские туристы, считая, что это было такое стилизованное русское заклинание.
Я, схватив резиновую женщину за бедра, старался спрятать её обратно в коробку, но она, словно анаконда выскальзывала у меня из рук, принимая всякие замысловатые эротические позы, описанные в древне– индийских трактатах «Кама-сутра». Надо мной и этой резиновой «распутницей» ржали не только члены команды, но и потрясенные иноземные туристы. Японцы фотографировали, снимали меня на видеокамеры и телефоны, а я как сексуальный маньяк боролся с интимным резинотехническим изделием, стараясь впихнуть невпихуемое в ту коробку, из которой она так темпераментно она выпрыгнула. Силиконовая Барби трясла своими грудями, прижимаясь ко мне, издавая эротические стоны, которые получались в результате выхода сжатого воздуха из баллона. Кто– то катался по палубе. Кто– то, схватившись за живот, трясся от смеха. А я опозоренный своей Валькой до корней волос, танцевал с ней по палубе танго. Коробка со шлангом громыхая таскалась за нами следом.
– Батя, я не виноват! Это сожительница пошутила, – орал я, стараясь оправдаться перед капитаном за этот казус.
– Да оставь ты её Шурик. Пусть болтается, – сказал Серж, и вся команда заржала, как ржал буденовский эскадрон при виде драпающих белогвардейцев.
– Бабу за борт!– проорал я трубным голосом. – Баба на судне к несчастью!
– Батя, но она же не живая, а силиконовая ,– вступился за неё Сергей, и я тут понял, что он уже имеет на неё свои виды и мечтает завладеть её резиновой плотью.
– За борт!– орал я, стараясь перекинуть её через ограждение. – На судне резиновым бабам не место!
Запутавшись в шланге, который тянулся к ниппелю, я упал на палубу, успев подсунуть Барби для амортизации своего падения. Это стало последней точкой кипения моего эротического выступления. Я лежал на ней в традиционной позе двух спаривающихся индивидуумов, а воздух с шипением стремился надувать это резиновое изделие до предела. Туристы, окружив меня, щелкали цифровыми камерами, стараясь запечатлеть на долгие годы этот порнографический этюд. Я чувствовал тогда, что это не просто фотосессия – это был мой триумф. Ролики, видео и фотографии, выложенные в интернете японскими туристами, станут настоящим эротическим блокбастером и дойдут не только до моей Вальки, но до той девушки, которая и станет через несколько лет моей судьбой. Уже завтра все мировые газеты опубликуют мои фотографии с язвительной надписью – «В России секса нет», «Дикий русский насилует силиконовую Барби».
Мне стало стыдно. Обнаружив ниппель я зубами сдернул пробку и воздух покинул резиновое тело. Кукла испустив воздух, испустила «дух». В одну секунду над палубой лайнера вновь нависла гробовая тишина.
Туристы, попрятав телефоны, камеры и фотоаппараты понурив головы в скорбном молчании стали расходится по своим каютам, переживая «смерть» резиновой порно звезды.
В тот миг, когда её голова, покрытая рыжими синтетическими волосами, исчезла в коробке, раздался смех. Смеялась вся команда. Смеялись туристы, бросая в коробку с куклой заграничные денежные знаки. Мужики смеялись так громко, что на мачте даже задрожали сигнальные флажки. Я, схватив коробку с деньгами, прижал её к своей груди. И понял – вот она моя кормилица! Вот она моя Глория и мой Ягуар!
Мне теперь уже не было стыдно. Я точно знал, что с этим делать и как зарабатывать себе на жизнь, а Вальке на шубу.
– Ты Шурик, не парься. Ну, пошутила твоя Валька – ну с кем не бывает...
В эту минуту я понял намек жены и уже хотел, метнуть ненавистную резинку за борт, как бросал княжну Степан Разин, но голос капитана подобно голосу бога в самый последний миг остановил меня.
– Отставить сынок! Я передумал! Бабу зачисляем в штат судна! Старпому, предлагаю внести её имя в судовой журнал, как нештатное индивидуальное плавсредство. Будем бросать утопающим вместо спасательного круга. И как говорили классики: "Вы паники не поддавайтесь –организовано спасайтесь", если бы у пассажиров Титаника были надувные такие женщины, то мир бы не познал бы его трагедии,– сказал он и забрав у меня коробку вытряхнул из неё мою зарплату.
Одобрительный возглас команды вернул меня за стол, и я насчитав больше двухсот долларов, облегченно вздохнул. Мне показалось, что гора свалилась с моих плеч, и мне стало необыкновенно легко.
Капитан, высоко подняв кружку с ромом, произнес тост.
– Поздравляем нашего моториста с днем рожденья! Желаем ему…
Команда, дружно подхватив поздравление капитана, бросилась ко мне и стала пожимать мне руку, желая здоровья, богатства и огромного счастья.
– С днюхой тебя братан! Желаю, чтобы у тебя все было и тебе за это ничего не было!– сказал мне Серега и, сняв с руки японские часы с компасом, вручил их мне. Он не скрывал своей радости, и в его поступке чувствовалась настоящая дружеская искренность. Подарки посыпались на меня как из рога изобилия, и я уже совсем забыл о Валькином сюрпризе, который так рассмешил капитана и туристов, и который не только ввел меня перед японцами и корейцами в конфуз, но показал мне, что сцена с Барби работает.
А потом я читал Валькино письмо.
"От всей души поздравляю тебя мой милый Шурик, с днем рождения. Пусть мой подарок скрасит твое одиночество и нашу долгую разлуку, которая как мне кажется, никогда не кончится. Пусть ласка, нежность твоей новой подружки заменят тебе безмерную к тебе любовь. Я верю мой малыш, что ты исполнишь мое пожелание.
Твоя Валюшка".
– Вот же ведьма, – подумал я, со злостью сжал клочок цветного картона, который сделал душевную рану еще глубже. Мне вдруг вспомнились наши последние дни перед рейсом, когда она отрекла меня от своего тела. Она, подозревала меня в измене. Как я не просил, как не умолял разделить со мной минуты счастья и безграничной любви, Валька была непреклонна, показывая мне свой гнусный характер.
По приказу капитана, уже на следующий день, тело Барби, (так матросы назвали резиновую куклу) было надуто и придано в качестве индивидуального средства в штат спасательных плотов. Иногда, кто– то из матросов в перерывах между вахтой приходил к ней на свидание и рассказывал ей о своих мужских проблемах, которые накапливались по мере удаления от родины. Она, словно мать, слов