В 1954г. моя мама приехала в Тбилиси и отдала меня в Дом малютки по ул.Шир Читадзе, т.к. собиралась выйти замуж за грузина, а он не захотел чужого ребенка

Уважаемый Андрей!
Много лет пишу и ищу свою маму, пытаюсь хоть что-то узнать о своей родне...Никто не может мне помочь...Я понимаю, что мало фактов, но так не хочется терять надежду...
В 1954г. моя мама приехала в Тбилиси и отдала меня в Дом малютки по ул.Шир Читадзе, т.к. собиралась выйти замуж за грузина, а он не захотел чужого ребенка.
Нянечка говорила маме, которая удочерила меня, что родившая мать была русской с России, специально приехавшей в Грузию, чтобы выйти здесь замуж. Отец как-будто был русским цыганом, но не точно. У меня на руках одна справка: Ширяева Светлана Евгеньевна становится Сарухановой Светланой Артемовной...
Если у Вас, уважаемый Андрей, хватит времени, желания и интереса прочесть истории моей жизни - там всё правда, вплоть до имён,... А судьба - прямо для сериала!!! Дарю Вам эту историю в надежде, что если не находятся мои родные, то найдется продюсер для интересного фильма.... А значит, надеюсь на Вашу помощь и в этом плане..
С уважением, Дарахвелидзе Светлана
+79528647323


Светкины истории Глава 1-я - Детство
Светлана Дарахвелидзе
Все совпадения имен и фамилий – случайны …
В самом центре города еще сохранились старые дворы, где по вечерам на общих балконах соседи собирались, чтобы пообщаться, отдохнуть от дневных забот. Женщины обменивались кулинарными рецептами, делились проблемами в воспитании детей. Впрочем, тем для разговоров у женщин всегда хватает. Мужчины, в основном, играли в нарды, иногда в домино. Потом женщины с трудом загоняли домой набегавшихся во дворе за целый день ребят, уходили их кормить и укладывать спать. И долго еще в вечерней прохладе слышно было, как кидают игральные кубики «зари», и двигают по доске шашки «нардисты»: мужчины любят играть молча.
В те времена еще не было «видика», и «новое кино» по телевизору смотрели одновременно во всех семьях и потом часто сообща обсуждали. На этот раз самыми заинтересованными зрителями оказались дети. На следующий день после показа фильма даже папы заметили, что их дети не носятся как угорелые по двору, лестницам и балконам, а о чем-то серьезно и тихо спорят, и смотрят в сторону своих родителей особенно задумчиво и многозначительно. Заметили, но не придали этому значения. И совсем напрасно, потому что через два дня одинокая вдова Зоя Владимировна кричала с балкона второго этажа на весь двор, что вызовет милицию с собакой, чтобы найти и наказать малолетних воришек, посмевших забраться в ее чулан, где она хранила картошку и другие продукты. В доказательство преступления она гневно размахивала тетрадным листком, на котором корявым детским почерком крупными буквами было написано: «Союз СветИл». Милиция с собакой не появилась, но еще целых два дня дети не выходили во двор, от страха томясь в добровольном заключении.
Надо сказать, что заводилами всей дворовой ребятни были тринадцатилетняя, признанная всеми красавица Илона, одиннадцатилетняя долговязая Светка и, всегда следовавшая за ними, как хвостик, черноглазая семилетняя Инночка. С ними дружили тайно влюбленные в Илону Эдик и Валерка. Поэтому слово «СветИл» расшифровывалось как Света, Илона, ну и может первая буква имени Инночки, которую все очень любили.
Первое «дело» нового союза было связано с прошедшим по телевизору кинофильмом об учительнице. Она приехала после войны в сельскую школу и там встретила свою потерявшуюся во время эвакуации дочку, уже принятую в новую семью.
Дело в том, что Зоя Владимировна – нелюдимая и довольно-таки вредная соседка – вот уже семнадцать лет безуспешно искала своего, пропавшего в последний год войны, сына – Олега Белова, тогда четырехлетнего малыша. И об этом во дворе все знали. Движимые самыми лучшими побуждениями дети решили взять над ней шефство, совсем как популярные в те годы Тимур и его команда. И в первую очередь попытались навести порядок в ее чуланчике, который отделялся от общей кухни одной занавеской. Они подмели пол, протерли влажной тряпкой банки с соленьями и сами полки, на которых те стояли. Вытряхнули ящик с картошкой, заново затем сложив её туда на подстеленные газеты. Присоединившаяся к ним Кетка (Кетино) – манерная, но ласковая грузиночка девяти лет с загадочного третьего этажа, принесла даже букетик маленьких желтых цветочков, которые набрала на соседнем дворе, где асфальт еще не успел вытеснить старый уличный булыжник с часто пробивающейся между ним зеленой растительностью. Больше всего в этой истории было обидно, что «вредная Зойка» на всех углах врала про то, как у нее потаскали картошку и забросали все полки вонючей травой. Мириться с такой несправедливостью не хотелось. И вот, когда страсти уже почти улеглись, «Союз СветИл» постановил осуществить страшную месть. К исполнению были допущены только девочки. Эдик и Валерка стояли на стрёме, пока Илона, Светка, Кетка и Инночка поочередно проникали на ненавистную вражескую территорию и писали в ящик с картошкой. Впрочем, Кетка и Инночка непосредственного участия не принимали. Они были сочувствующими, да и вполне обошлось «двойным поливом». Эта месть надолго осталась страшной тайной маленьких заговорщиков: как они не приглядывались к вредной Зойке, невозможно было определить – поняла ли она – за кем осталось последнее слово!
И все же эта неудача не смогла перечеркнуть сильного впечатления от прошедшего фильма. Особенно запомнилась детям заключительная сцена, где потрясенная девочка, обняв новую маму, вновь бросается к той, что спасла ее, маленькую, подарив материнское тепло…
-Эх, найти бы и мне вторую мамку!- вздохнул ее деревенский приятель.
-Смотри, как бы тебя родная мать не выгнала за твои проделки! – рассудительно возразила их общая подружка, шмыгая носом рядом с прослезившимися взрослыми.
Первой, как ни странно, стала фантазировать Кетка. Её родители были явно состоятельными на фоне остальных, почти равного достатка, семей. Отец Кетки постоянно разъезжал по «заграницам» с известным грузинским танцевальным коллективом и привозил своим женщинам самые модные наряды. Занимали они весь третий этаж с пятью комнатами и большим выступающим квадратным балконом, располагавшимся прямо на крыше над вторым этажом. Оттуда был виден весь двор, и частично просматривались соседние смежные дворы с их проулками, по которым часто скрывались от милиции уличные цыганки-гадалки. Цыганки всегда вызывали у Светки особый интерес. Зная и любя их по красочным искрометным танцам и завораживающим песням, ей всегда хотелось заглянуть в этот таинственный мир, узнать, как они живут. Однажды она набралась храбрости и подошла к одной из них, часто стоявшей возле углового магазина «Военторг», и гадавшей с помощью небольшого зеленого попугайчика, деловито вытаскивавшего из специального стаканчика скрученные в трубочку бумажечки с предсказаниями.
- Боря гадает?- приветливо спросила Светка, подчеркнув свое давнее знакомство с попугайчиком. А в ответ услышала такую громкую ругань в свой адрес, что, даже убежав за угол на другую улицу, все еще чувствовала, как прохожие оборачиваются ей вслед…
Нет, не любили почему-то цыганки Свету. Через много лет она окажется на гастролях в Свердловске и, выйдя из центрального универмага, подойдет с подружкой к цыганке, продававшей лак для ногтей.
-Идите отсюда, грузинские спекулянтки! – неожиданно обласкает их цыганка, не дав им даже слово сказать…. Девушки переглянулись и от такой наглости просто расхохотались.
Кетку не часто выпускали во двор. Дома у них жила няня и по совместительству домработница. С чего Кетке было вообразить, что она неродная дочь?! Но в течение следующей недели с первой подачи Кетки, ребята всерьез обсуждали, как бы повели себя, если б вдруг узнали, что они – неродные дети. Самая впечатлительная из них – маленькая Инночка – горько расплакалась, когда эти предположения дошли до ее кандидатуры. И только умный и циничный Эдик смог остановить поток ее слез одной только фразой: «Да ты посмотри на свой нос! Он у тебя точно, как у твоей мамы – длинный и книзу картошкой!» (Это была неправда – мать у Инночки была очень красивая эффектная женщина, правда с длинным носом, однако без «картошки»). Но для утешения Инночки этого вполне хватило.
Светка совершенно не была похожа на маму – голубоглазую и золотоволосую. Но у них в однокомнатной квартире над кроватью висел портрет Мурика (Мурмана) – первого сына папы, умершего в семь лет. Светка побаивалась его: он пристально и грустно следил за ней, в какой бы угол комнаты она не отходила. Но сейчас для неё главным стало то, что все, кто бывал у них в гостях, сразу отмечали, что девочка удивительно похожа на Мурика. Светка облегченно вздохнула, вспомнив об этом, и подумала про себя: «Это может случиться с кем хочешь, только не со мной!»
Прошло несколько лет. «Союз СветИл» давно распался. Эдик, Валерка и Илона уже не звали Светку в свою резко повзрослевшую компанию. Кетка уехала с родителями заграницу. На заветном третьем этаже, где Кеткины родители оставили вмонтированный в пол тяжелый толстый, покрытый зеленым сукном, письменный стол; такое же объемное кресло; большой черный рояль и изящное старинное бамбуковое кресло-качалку – предметы восхищения всей дворовой ребятни, - поселилась таинственная красавица манекенщица Марина, тут же прозванная за звонкую походку «лошадкой». Особенно сдружившиеся Инночка и Светка часто с завистью наблюдали за верхним балконом, где собиралась веселая и шумная взрослая молодежь – друзья манекенщицы. Марина благосклонно отнеслась к неприкрытому восхищению девочек и иногда сама приглашала Светку в гости, даже познакомив её с двумя своими «кавалерами» - студентами медицинского института – Отаром и Лари. Света робела перед ними, но уже потихоньку заглядывалась на Лари – остроумного молодого человека, который, безусловно, все читал на ее смущенном лице… Маринка про себя посмеивалась, а Светкина мама сшила дочке очень красивый синий сарафан с коричневыми бретельками и выделенным лифом – первый по-настоящему взрослый фасон. И стоило Лари появиться в их дворе и пройти в подъезд к Марине, как Светка хватала ракетки и бежала в новом сарафане во двор играть в бадминтон – однажды Лари посмеиваясь признался, что с удовольствием наблюдает с балкона Марины, как Света красиво двигается, когда посылает воланчик вверх или принимает высокие мячи.
Инночка по-детски капризно ревновала Светку, и с началом холодов Светка перестала бегать во двор, караулить Марининых друзей и больше проводила время со своей самой близкой младшей подружкой.
Судьба Марины оказалась неудачливой. Отар, с которым она встречалась в течение десяти лет, в конце концов заявил ей, что уже «всему научил девушку, и теперь ему с ней попросту скучно»! Марина очень тяжело пережила разрыв со своей первой любовью. А через несколько лет встретила Тонино, итальянца, с которым познакомила и Светлану в его единственный приезд в Тбилиси. Это было время летних отпусков. Подруги Марины все разъехались, а дружба с иностранцем в те времена не поощрялась. Вот и попросила Марина младшую соседку сопровождать их в экскурсиях по городу и его окрестностям. Тонино был очень приветлив со «Жветланой- примой Джорджии», как он шутливо окрестил Светку. А на замечание обидевшейся Марины успокоил ее: «А ты – прима Италии». Тоненькая, изящная, с черными, вьющимися крупными волнами до середины спины волосами, с веселым неунывающим характером и заразительным смехом Марина запомнилась Светке не чертами лица, а вот этим ее общим эффектным обликом и особенно необычной, звонкой походкой…
«Квеста?! (Как?!)» - темпераментно размахивая руками и аж приседая от восхищения, вопрошал Тонино. И продолжал на ломаном русском: «Как такая красивая девушка еще не кого-то жена?!» Он был очень романтичным и все время сам говорил об этом, называя себя –«романтико». Маринке он привез в подарок один из только что появившихся тогда магнитофонов «Панасоник» и целую кучу кассет с самыми трогательными медленными лирическими мелодиями. Больше всего ему нравилась итальянская певица Мина, которая своим электрическим голосом «вынимает у меня сердце, а потом выжимает из него слезы». И вместе с тем Тонино – этот итальянский «буржуй», как он себя называл, откровенно насмехался над Мариной и ее матерью, предлагая забрать и установить в Милане на центральной площади, старенький «Рекорд» - телевизор, который он увидел у них в доме.… В ресторане Тонино заказывал не черную икру, как на это рассчитывала его невеста, а «галину» - жареную курицу и обязательно арбуз. Он открыто хвастался, что все его девять братьев работают на него в его магазинах, и он «очень строго следит за ними». В Москве он оказался в связи с российско-итальянским проектом – съемками фильма «Подсолнухи».(Кажется, он был одним из тех, кто субсидировал эту совместную работу).
Познакомившись в гостинице с эффектной манекенщицей из Грузии, он по-настоящему влюбился в нее, но не сразу сознался, что женат. Жена уже давно жила во Франции, а в Италии разводы в те годы были под запретом и, однажды признавшись в этом, Тонино пропал почти на два года. Марина уже перестала надеяться, как вдруг, от потерявшегося любимого пришло письмо с фотографиями. На одной из них он лежал на больничной койке, с подвешенной кверху толстой забинтованной ногой. На второй – был вид новой виллы на берегу моря, на фронтоне которой крупно было написано: «Марина». Девушка опять воспрянула духом и набралась нового запаса оптимизма для ожидания, которое продлилось еще несколько лет. Пару раз они встречались в Москве, куда она выезжала специально для встречи с женихом. Тонино привозил ей дорогие подарки: платиновые часы, золотую цепочку с кулоном с их фотографиями внутри; воздушные романтичные шифоновые, и нарядные эффектные трикотажные платья; дорогую косметику и французские духи… Марина была очень доброй девушкой и кое-что из этих подарков – кассеты, платья и косметика - перепадали Светке. Но остальные, самые ценные, в конечном счете, постигла странная судьба: все они были или утеряны, или украдены студентками, которым Марина с матерью иногда сдавали комнату на сезон сессии, чтобы улучшить своё материальное положение.
Теперь Марина ждала развода, наконец разрешенного правительством Италии. Но именно после этого Тонино опять замолчал – и теперь уже навсегда. В общем, почти девять лет Марина была в должности невесты, получавшей от жениха дорогие посылки, подарки и фотографии виллы, а также роскошного автомобиля «альфа-ромео», которые ждут не дождутся свою хозяйку…
А пока Светка все чаще стала замечать на себе неприязненные взгляды Тамары Левоновны – матери Инночки. Откуда ей было догадаться о причине – ведь Светка вдруг неожиданно похорошела и всегда к месту и не к месту смеялась; а Инночка, формируясь, все больше становилась похожей на нескладную печальную уточку с грустными глазами - из известной сказки… Кроме того, на правой руке девочки стала вдруг расти косточка, которую по непонятным для Светки причинам, взрослые шепотом называли шестым пальчиком. Убрать ее удалось только после третьей операции, и Светка так и не поняла – окончательно или нет. Да ее это и не волновало. Светка видела и отмечала только, что у ее младшей подружки очень красивые черные глаза с длинными пушистыми ресницами, красиво очерченные капризные нежные губки и роскошные черные волосы… Ни тогда, ни потом, когда открылась вся правда, Светка все же не смогла до конца постичь глубины и причины зависти, мучившей тетю Тому – яркую красавицу – мать гадкого утенка. Тем более, что раньше она по-доброму относилась к девочке, и даже не особенно ругалась, когда невозможная Светка в очередной раз ломала какую-нибудь старинную фарфоровую статуэтку. Как самые близкие соседки, девочки очень сдружились и играли поочерёдно – то у одной, то у другой в квартире. Но Светке, конечно, больше нравилось бывать у Инночки, где во второй, дальней комнате стояло черное старинное фортепьяно с встроенными ажурными железными подсвечниками, которые можно было выдвинуть прямо над желтой клавиатурой. Инка как-то объяснила, что клавиши такие желтые, потому что сделаны «из жутко старинной слоновой кости»… На другой стене Светке очень нравилась необычная объемная картина, за витриной которой на темно-коричневых скалах расположился настоящий старинный замок со светящимися красными окнами. Всё это было искусно выполнено из обыкновенной бутылочной пробки и цветной слюды, но завораживало тем, что не нарисовано, а благодаря своему объему казалось совсем настоящим, После похода с маминой подругой Рузанной – фанаткой Тбилисского оперного театра, на балет «Лебединое озеро», Светка представила себе, что на этой картине именно тот волшебный замок, за которым прятались заколдованные лебеди. В этой необычной квартире можно было еще долго разглядывать фарфоровые статуэтки балерин и изящных барышень, волшебной казалась позванивавшая стеклянными подвесками необычная старинная люстра, свет от которой неизменно падал на томный портрет девушки в платке, опустившей глаза. Казалось, вся её матовая кожа, особенно прикрытые отсвечивающие веки – дышат! Девочки как-то долго пытались точно также, под самым подбородком, перетянуть мамин блестящий с золотой нитью модный в те годы, газовый платок. Но он скользил и никак не хотел держаться на детских щечках! Единственное на что он годился – это чтобы смотреть через него на лампочку, свет от которой сразу становился удлиненной разноцветной звездочкой. Портрет девушки был выполнен в пастельных тонах цветными мелками самим дядей Шуриком. Он сам разрисовал и стекла книжных полок – яркими крупными цветами на чёрном фоне. Об этом вспомнит Света, когда, получив новую квартиру сама вместо занавесок, будет рисовать витражи на окнах… Но было в этой квартире еще нечто, что притягивало сюда Светку – хорошая домашняя библиотека составленная не из отдельных книжек, как у некоторых с их мамой знакомых, а из солидных томов подписных изданий. Светка с раннего детства читала запоем и переживала, что у её родителей почти совсем не было книжек. У дяди Шурика она впервые прочла трогательное «Письмо незнакомки» Стефана Цвейга и один из поразивших её пронзительных рассказов Максима Горького «Дора»… На всю жизнь Светка запомнила любимое выражение дяди Шурика: «Какая ты счастливая, ведь тебе еще п р е д с т о
и т открыть Максима Горького, Мариэтту Шагинян, Стефана Цвейга, Эмиля Золя, Бертольда Брехта! И еще многих-многих других …» – Именно этих авторов она действительно открыла для себя в этой домашней библиотеке.
На балконе гостей встречал приветливой улыбкой Левон Минаевич - отец тёти Томы. Он сам сделал шесть или семь скамеечек разной величины для соседских ребятишек, приходивших «на телевизор». В общем, совсем рядом со Светкой долгие годы был добрый и приветливый, красивый мир, куда она всегда могла придти, даже не постучавшись. Но умер дедушка Левон, соседи затеяли ремонт, а потом появились и наружные замки. И почти сразу же начались сплетни и досужие разговоры о том, что Инночку тётя Тома родила не от мужа, а от любовника… Адюльтер в те годы считался страшным грехом и стал любимой темой пересудов дворовых сплетниц. Но Тамара Левоновна ходила с гордо поднятой головой и открыто приводила друга семьи, который под ее руководством вместе с мужем участвовал в ремонте их квартиры. Ее осуждали и жалели мужа… А он просто очень любил свою красавицу жену и все прощал ей, видимо понимая или зная то, что не дано было знать и понять окружающим!.. Судьба Инночки сложилась счастливо. Не успела она влюбиться в какого-то несерьезного молодого человека, как мать тут же отвадила её от него, познакомив дочь с сыном своих друзей – на вид стеснительным, скромным молодым человеком в очках. И вскоре Инночка вышла замуж. У них родились двое детей – девочка и мальчик, несмотря на то, что у молодой мамы, как шепотом болтали дворовые сплетницы, были какие-то проблемы со здоровьем. Впрочем, может быть, это опять были досужие разговоры, т.к. теперь за балконную дверь с замком нельзя было заглянуть, а всё что происходило внутри, окружалось тайной. Но так или иначе, внимательный заботливый муж, счастливая обеспеченная жизнь, доказали справедливость пословицы: «Не родись красивой, а родись счастливой!». И, в конце концов, Инночка по-настоящему расцвела и похорошела, словно перескочив из сказки о серой шейке в сказку о превращении в гордого лебедя! А её папа – дядя Шурик - навсегда остался в памяти Светки первым учителем и, как впоследствии она его называла, духовным отцом. Будучи художником-самоучкой, он с удовольствием посвящал Светку в тайны своего мастерства: показывал, как надо рассчитывать пропорции человеческого тела, лица, рассказывал о законах перспективы, когда предметы уменьшаются или увеличиваются в зависимости от расстояния. И о том, как гармонично распределить цветовую гамму, чтобы не перенасытить ею какую-то часть картины в ущерб общей композиции. Сам дядя Шурик рисовал дикторш телевидения, которые в те годы подолгу задерживались на экране, рассказывая все новости почти «всухую», т.е. без привычных в наше время наглядных репортажей с места действия. Светка обожала эти незапланированные уроки, чувствуя к себе такое доверие и уважение! И ей было очень больно, когда она увидела, что в дверях, разделяющих их общий балкон, на котором раньше подолгу сидел друг всех дворовых ребятишек «дедушка Левон», появился английский замок, а тетя Тома демонстративно запирала дверь, как только Инночка приходила со школы. Вообще поскучнел весь двор. И, странное дело, как только к кому-то привозили новую мебель, или кто-то обзаводился машиной (благосостояние соседей росло в те годы прямо на глазах!) тут же появлялись новые замки на дверях, а двор сужался от новых глухих заборчиков и пристроек. Уже не было тех кампаний и общения, когда теплыми вечерами, сидя на балконах, или прямо на широких, нагревшихся за день, ступеньках лестниц, взрослые обсуждали последние новости или же просто делились рецептами домашних закруток. Дольше всего продержались мужчины-нардисты, молчаливо пытавшиеся сопротивляться натиску жен. Раньше, несмотря на то, что все жили как бы на виду друг у друга, никогда не возникало жестоких скандалов или жалящих сплетен. Сейчас же детям вдруг стали активно внушать, с кем стоит общаться, а с кем – нет, и почему. Родители Илоны постарались отвадить Эдика от своей дочери, считая, что эта дружба ни к чему их девочке, которая будет обязательно учиться в Москве. Родители Эдика закрыли двери перед Светкой, когда их с мамой бросил отец… И все-таки через очень много лет Светлане будет приятно узнать, что Инна Александровна (та самая Инночка) так и осталась такой же доброй и приветливой, не различая никого по их материальному положению или общественному статусу, поддерживая связь через интернет с Наташей – бывшей соседкой из самой бедной и неблагополучной семьи их дворового детства. А её отец – Александр Васбен, стал интересным художником, и, переехав в Израиль, своим трудом и упорством уже при жизни добился успехов и признания…
Тогда же больше всех пример человеколюбия и демократичности являла мать Светы – Танечка, как все ее любовно называли. Никого и никогда она не разделяла на бедных и богатых. Тётя Мотя – бабушка Наташи всегда могла с ней поделиться переживаниями о том, что ее непутевая дочь опять пришла под утро, и совсем пьяная… Впоследствии именно Мотя больше всех проявит внимание и заботу к болеющей Танечке, часто угощая её то одной-двумя грушей или яблоками, то просто скрашивая её одинокие часы до прихода Светы с внуками…
А в те дни жильцы из соседнего «элитного» дома запросто приглашали «Татьяну Дмитриевну» на чашечку чая. Даже мама Инночки именно с ней делилась своими самыми интимными секретами, зная, что она никому никогда и ничего не расскажет! А ещё мать Светы пользовалась уважением и любовью за то, что могла разговаривать с соседями на их родных языках – армянском, курдском, грузинском, даже азербайджанском!..
В эти годы родители Светки сблизились с родителями Валерки – тетей Маней и дядей Толиком. Все вместе на отцовской «Победе» и «дядитоликином» мотоцикле с коляской они выезжали по воскресеньям далеко за город, где дядя Толик – страстный охотник – стрелял маленьких перепелок, мама с детьми разводила костер, а Светкин отец с тетей Маней долго пропадали на речке, остужая бутылки пива… С Валеркой Светка так и не сдружилась, хотя и училась с ним в одном классе (после того, как он остался на второй год). Она как будто чувствовала, что у Валерки тайный интерес к её отцу, часто катавшему мальчишку на своей «Победе». А вот сама Светка очень расстраивала отца тем, что в машине её укачивало. Однажды, когда между отцом и матерью были хорошие отношения, они отправились втроем на машине по побережью Черного моря. Светка испортила родителям весь отдых: только на одном подъеме от Сочи к озеру Рица (по закрученной серпантином дороге) двенадцать раз её рвало, и в конце концов ее везли лежащей пластом на заднем сидении. Отец упорно пытался приучить девочку к машине: он брал её с собой в рейсы, когда работал водителем междугородних автобусов. И однажды на перевале их застали внезапные холода… От той поездки Светке на память остались отмороженные большие пальцы ног…В общем Светка ненавидела все, что двигалось на четырех колесах всеми «фибрами души»!
Дядя Толик с тётей Маней и двумя детьми – Валеркой и трехлетним Вовкой ютились в девятиметровой комнатушке на первом этаже. Чтобы попасть в комнату, единственное окно которой выходило в смежный двор, нужно было пройти маленькую, даже по меркам детей, прихожую, которая одновременно служила еще и кухней – в углу на столике вначале стояла керосинка, а потом сменившая их - двухкамфорочная газовая плитка. Воспоминания о керосинке были связаны у Светки с первыми самостоятельными походами по таинственным проулкам, соединяющим смежные дворы. Мама разрешала так укорачивать дорогу к улице Камо, где в темном подвальчике с крутыми лестницами продавался керосин. Для этого был специальный пятилитровый баллон. Светка приноровилась носить его в одной и той же руке (так ей, наперекор просьбам мамы, казалось удобнее), и, в конце концов, получила на всю жизнь небольшое искривление позвоночника и относительно сильнее развитое правое бедро - аномалия, которую, к счастью, замечала только мамина подруга – портниха Виктория, когда шила девочке платья.
Входная дверь узкого коридорчика квартирки Талановых открывалась наружу - прямо во двор, где за ней ставилось мусорное ведро с крышкой. Однажды, стоя на балконе у Инночки, прямо над квартирой Валерки, Светка увидела, как к этому мусорному ведру, переваливаясь на кривых босых ножках, направилась четырехлетняя курдяночка Каринка. В любую погоду она и ее три сестры и два брата шлепали босыми ногами по дворовому асфальту, и, пока не наступал их брачный возраст, у девочек в 13-14 лет, а у мальчиков в 15-16, были примером здоровья и особой закалки для всей дворовой ребятни. В их квартирах, в основном, в полуподвальных помещениях, было полным-полно дорогих ковров, модной тогда лакированной мебели из красного дерева, различного хрусталя и посуды, а дети спали на полу на расстеленных ярких лоскутных ватных одеялах, ими же и укрывшись. Но зато, каким шумным и весёлым праздником становились курдские свадьбы! На весь двор расставлялись столы. Малышам в этот день было особое раздолье: дети просто обязаны были обязательно угоститься со всех столов, а главное, чаще подходить к скромно сидящей в стороне невесте и, приподнимая плотный атласный платок, которым она была покрыта, заглядывать ей в лицо. Потом ярко разряженные подружки (обязательные плиссированные юбки у них были наподобие вертикальной радуги, да еще пышные и многослойные!) поднимали невесту со скромного стульчика и вели её под балкон, на котором стоял жених с друзьями, заготовив самое большое и румяное яблоко. Бедная невеста в ожидании удара вся съеживалась под покрывалом, пока жених целился ей в голову. Промаха не допускалось. Все громко кричали, хвалили жениха за меткость, вновь заглядывали невесте под покрывало (показывать слёзы ей не полагалось!) И, наконец, выстраивались в одну линеечку, сцепившись друг с другом мизинцами. Вступал барабан и однообразная громкоголосая зурна (музыкальный инструмент наподобие рожка, но более мощный), и – начиналось движение по кругу: переступ одной ногой, потом другой вправо, потом один шаг влево, и опять два переступа вправо. Так, медленно передвигаясь, танцевали до самого вечера. Кто-то выходил из круга, на смену им вставали другие. И, в конце концов, из танцующих почти всегда оставались одни ребятишки, свои – дворовые, и курдские – приглашённые, которых всегда оказывалось видимо-невидимо. Самая большая похвала невесте , если она очень молоденькая. А мы, дети, всё удивлялись: только вчера ещё она бегала с нами босиком по горячему асфальту, и также обливалась холодной водой из шланга, визжа и прыгая…И вот теперь – это невеста, которой нельзя даже поднимать головы!.. Так вот, в тот день было особенно жарко, и Каринка в одних трусиках, загорелая и чумазая, уверенно переваливалась на своих кривых ножках к мусорному ведру, которое сейчас не было перекрыто дверью от тёти Маниной квартиры. (Кстати, после 5-6 лет ножки у курдских ребят удивительным образом сами выравнивались!). Подойдя совсем близко, Каринка сняла крышку и, немного подумав – с помощью грязного пальчика, сосредоточенно ковыряя в носу, - потянулась к большому красному лопнувшему помидору, лежавшему на самом верху мусора. Светку аж передёрнуло, а Каринка с видимым удовольствием отправила весь помидор прямо в рот, куда он, однако, не поместился, и потёк на подбородок и грудь ребёнка. «Маринка!» - Закричала Светка, увидев появившуюся в углу двора старшую сестру. « Посмотри, что ест Каринка, она залезла к тёте Мане в мусорное ведро!» Медленно, с чувством достоинства шестилетняя Маринка направилась к младшей сестре, всё ещё стоявшей у ведра. Там она разглядела второй такой же лопнувший помидор, и, к ужасу Светки, потянувшись, достала его и спокойно отправила в рот. Затем аккуратно закрыла крышку, взяла за руку младшую сестру и повела её к дворовому (в центре двора) крану, чтобы обмыться. Эта живая бытовая картинка навсегда врезалась в память Светки, которая повзрослев, вдруг вспомнила, что за все годы ни разу не видела и не слышала, чтобы курдские детишки когда-нибудь болели. Они всё переносили на ногах – и сопли, и сыпи… Рано утром их родители разбегались по городским дворам, улицам, прихватив с собой длинные самодельные мётлы. Это благодаря им улицы города в те годы были гораздо более чистыми, чем после массовой эмиграции русских, курдов, армян и вообще всех «русскоязычных» из ощетинившегося шовинистскими лозунгами Тбилиси… А пока курдские ребятишки с удовольствием выходили на прогулку во двор с первым утренним завтраком – большим ломтем хлеба с толстым слоем сливочного масла, сплошь засыпанным сверху сахаром. Светка тут же бежала к матери, но та категорически не разрешала выходить с едой на улицу, а чтобы дочка не очень расстраивалась – взбивала ей из яичного желтка и сахара вкусный сладкий гоголь-моголь (не ошибусь, заявив – любимый завтрак детишек 50-ых годов).
Счастливый случай или сама Светкина невнимательность, неспособность сосредотачиваться на происходящем, и, тем более, делать выводы, нередко спасали её от лишних стрессов. Только через много лет Светка услышала, как это было, когда весь двор впервые узнал и убедился в любовной связи Светкиного отца – Артюши и Валеркиной матери – тёти Мани.
Из темноты арки во двор на своём мотоцикле с коляской въехал дядя Толик. К нему навстречу бросился четырехлетний Вовка, сидевший до этого под дверью на корточках.
«Папа! Папа! Дядя Артюша задавил маму! Он лежит на ней, а она еле пищит!» - Вовка перекричал рёв мотоцикла и приготовился кричать повторно. Но Толик посерел, оглянулся. Глаз сразу же выхватил дрогнувшую в окне напротив занавеску, уловил и оценил смолкнувшие зари на верхнем балконе. Может быть, если бы не эта мысль, что двор всё видит, и теперь притаился и ждёт – как он себя поведёт дальше, Толик и поступил бы как-то по-другому, но сейчас он ринулся к двери. Дёрнув её, попытался тарабанить, но тут же нечаянно вышиб верхнее стекло и порезал руку. Толик был далеко не мелким мужиком,- ладный русский парень с косой саженью в плечах, открытой и простодушной улыбкой. Такие, казалось, любят повеселиться с задору и подраться без разбору. Но тут произошло что-то непонятное. Разъярённый мужик, готовый всего минуту назад разнести всю дверь в щепки, вдруг сник при виде крови, как будто из него выпустили пар. Плечи его опустились, руки затряслись. Пригнув голову, он оглянулся, как бы ища укрытия, увидел свой мотоцикл, на котором приехал и, даже не глядя на маленького Вовку, прижавшегося в испуге к стенке дворового крана, неожиданно быстро, как спасаясь от кого-то, выехал со двора. Наблюдательные соседи потом отметили, как первой, через минут двадцать вышла Манька, молча затащила Вовку в дом, потом пришел со школы Валерка. Артюша, прячась и пригибаясь, по-воровски выскользнул, когда уже совсем стемнело. В Светкиной жизни тот день никак не высветился, разве что одним из очередных пьяных скандалов, к которым она никак не могла привыкнуть и в очередной раз тряслась, забившись в угол от ругани отца и недоброго взгляда Мурика. Про себя она просила только об одном: хоть бы мама ничего не отвечала пьяному отцу, и тогда он, может быть, не побьёт её. Но мать – отвечала, и на следующий день снова доставала свои красивые зелёные очки-лисички, чтобы прикрыть почерневший глаз. А Светка снова бегала в соседний с их домом гастроном за хлебом и другими продуктами.
Светка рано научилась читать, а едва научившись, на много лет основательно и целиком погрузилась в увлекательный и отвлекающий мир книг. В то лето она прочитала «Повесть о первой любви или Дикая собака Динго». Буквально через неделю по телевизору показали фильм по этой повести. Трогательную романтичную Танечку сыграла, сразу же ставшая любимой, и получившая почётное место в альбоме с фотографиями киноартистов, новая молодая актриса – Галина Польских. Затаив дыхание Светка следила за переживаниями девочки, влюбившейся в мальчика, в семью которого ушёл её отец. Этой осенью отец Светки окончательно «спустился» на первый этаж – к матери Валерки, и стал «его папой», взамен пропавшего дяди Толика. Светка ходила как оглушённая: неужели это произошло с нами? Со мной! Мама тяжело переживала, стала болеть. Уехать, как Таня Сабатеева со своей матерью в том кинофильме, они не могли: не было ни средств, ни каких-либо родственных связей, о причине чего Светка еще не задумывалась. Была ещё одна несхожесть с кино – Светка определенно невзлюбила Валерку, как только он стал по-хозяйски садиться в их бывшую машину, которую отец теперь ставил напротив своего нового места проживания, т.е. прямо перед дверью тёти Маниной квартиры! Раньше, когда отец приезжал выпивший, едва заглушив мотор, он тут же отключался и падал головой на руль, и мать вытаскивала его бесчувственное тело из машины и волочила на своей спине по лестнице на второй этаж. Но даже в этой ситуации пьяный муж точно вписывался со своей машиной между краном и лестницей и ровно за полметра перед соседским палисадником. «Мастерство не пропьешь!»- хвастался утром отец. Теперь от всех этих забот мать была избавлена. Но дочь даже не могла до конца представить себе, чего это стоило оскорблённой женщине! Самой Светке тоже было нелегко видеть, как Валерка вдруг расцвёл, похорошел, возмужал, стал уверенным и деловым и, что было для Светки тяжелее всего – всячески демонстрировал дружбу с её бывшим папой. Первое время отец явно избегал Светку. Старался быстрее проскочить из машины в дом, не замечая её застывшей во дворе фигурки. Зато тётя Маня чаще теперь появлялась во дворе у крана, громко общаясь с любопытствующими соседями и победоносно поглядывая на второй этаж, где жила с дочерью её бывшая соперница. Рядом со Светкой оставался только Эдик, чьё навязчивое внимание не внушало уже доверия, и Светка предпочла замкнуться и уйти с головой в близкие её сердцу книги. Так прошел год. Мать и дочь жили – каждая в своём мире. Светка – в мире книг. Мать в одиночестве боролась с навалившимися от переживаний болезнями сердца, печени, щитовидной железы. Раньше Артюша из ревности не разрешал жене работать. Теперь Татьяна вспомнила свою бывшую профессию бухгалтера и устроилась на Центральный телеграф, где часто задерживалась допоздна. Светка не догадывалась, что вечерами, после работы мать садится в автобус самого длинного городского маршрута и ездит так – среди людей, но в одиночестве. И, что это помогает ей бороться с жутким желанием облить бензином и поджечь машину бывшего мужа. Прожив в демонстративном «семейном благополучии» около года, Артюша снова стал выпивать, но уже не изредка, и с нечастыми скандалами, как бывало, когда он жил на втором этаже, а с каким-то непонятным исступлением и угрозами в адрес своей бывшей жены. В один из таких дней он топором взломал дверь. Назавтра, придя из школы и с работы, Света с матерью вошли в пустую комнату: была вынесена почти вся мебель, даже любимый Светкин умывальник – родной брат книжного «Мойдодыра», и уютная коричневая изразцовая печь, в которой однажды нечаянно сгорела голова куклы Мариши, засунутая туда для просушки капроновых волос. В конце недели во дворе на верёвке, где тётя Маня обычно сушила своё бельё, сохли Светкины китайские полотенчики и праздничные носовые платочки. Девочка и женщина ни словом не обмолвились друг с другом на эту тему. В воскресенье пришёл слесарь. Он вставил в дверь новый замок, а с понедельника мама и дочка начали ремонт своей квартиры – 14-метровой комнатки и примыкающей к ней небольшой лоджии. Вместе они выбрали нежно-голубые обои, такую же голубую краску для окон и дверей, вместе клеили и красили. К лету купили тумбочку, телевизор и одно удобное лёгкое кресло. В августе Света с мамой, взявшей отпуск на работе, поехали в Железноводск, где обе пили теплую минеральную воду из специального лечебного источника.
Прошло еще немало лет, прежде чем Света обнаружила в семейных документах справку, где у неё были другие фамилия и отчество. Она вглядывалась в какие-то странные буквы, складывавшиеся в чьи-то фамилию и отчество и все время думала о какой-то ошибке.. Единственное, что её устраивало - это мысль о том что тот, которого она давно уже по собственной воле перестала считать отцом, и почти привыкла не замечать его ежедневного присутствия во дворе, где он по-прежнему жил на первом этаже – на самом деле никогда не был её отцом! Пытаясь справиться с новой болью, а главное, не дать понять это маме, Светка вспоминала свои детские игры, вредную Зойку, которая давно уже уехала из города, фантазии Кетки, наивные слёзы Инночки и ту свою мысль: «Это может случиться с кем хочешь, только не со мной!».
Кто мог тогда предположить, какая судьба ожидает героев этого треугольника! Светка прежде всего запомнила, что так и не получила обещанного отцом пианино – мечты всего её сознательного детства. Ноты она пыталась учить, изредка музицируя то у Кетки, то у Инночки. А у Валерки тем временем появилась дорогая по тем временам ионика… Фортепиано Светка приобретёт своему старшему сыну, правда, сама она так и не научится профессиональному исполнению…Постепенно поблекнут и сотрутся все приятные воспоминания, когда отец любил делать «своей доче» неожиданные подарки. Однажды они с мамой приехали к Светке в пионерский лагерь на мотоцикле, к заднему сидению которого была привязана замечательная немецкая кукла в развевающемся на ветру пышном платье. Любил отец баловать жену и дочку красивыми большими, двух и трехэтажными внутри, коробками фигурного шоколада, а однажды откуда-то достал маленькую, но почти настоящую швейную машинку. Была у Светки и чудесная железная дорога, также немецкая (лучшими игрушками в те годы считались немецкие)…Всё это Светка постарается забыть, несмотря на то, что мать не раз будет ей говорить: «Это наша с отцом ссора, а ты, Светочка, не отталкивай отца!», и – «Вырастешь, доченька и поймёшь: может и я в чём-то виновата…». Отец тоже вначале попытается наладить с дочкой отношения, передав ей через Валерку подарок – красивую ночную рубашку, которую Светка презрительно вернёт ему после очередного устроенного им пьяного скандала.
Бывшие жена и дочь, в конце концов, объединились в своем презрении. И, когда-то добрый и заботливый, отец и муж стал взращивать в себе чувство ненависти к тем, кого когда-то так любил и кто так легко теперь заклеймил его предателем. А внизу, на первом этаже его ждала молодая любовница, которой после ухода мужа, терять было нечего. И она всем своим поведением, словесно и открыто насмехалась над брошенными женой и дочерью, и старательно увеличивала открывшуюся между ними пропасть. Светкина мать учила дочку: «Не суди сразу, попытайся стать на место того, кто кажется тебе плохим и, может ты найдешь ему(ей) оправдание…» Вот почему, Светка, больше всего возненавидев «разлучницу – тётю Маню», была почти счастлива, когда еще раз убедилась в её непорядочности.
Жила в их дворе одинокая соседка – скромная интеллигентная Людмила Николаевна. Никто не знал, как она заселилась на первом этаже, после того как оттуда съехал знаменитый на всю страну безрукий фокусник Вано Дадешкелиани. Однажды Светке довелось побывать на его цирковом представлении и больше всего ей запомнилось, как он – безрукий, рисовал картину тут же на глазах у зрителей углем, вставленным в пальцы ног. А потом таким же способом наливал из бутылки в бокал напиток, подносил бокал ко рту и спокойно выпивал, даже не изменив позы. Только нога, которая все это выделывала, казалась гуттаперчевой… После отъезда Дадешкелиани и въезда в квартиру новой соседки, всех больше всего занимала редкая по тем временам её огромная библиотека. Говорили даже, что по всей квартире стояли высоченные не распакованные стопки подписных изданий. И ещё узнали, что она совершенно одинока. Впрочем, сама Людмила Николаевна любила поговорить о своей жизни, и часто останавливала кого-нибудь во дворе, чтобы начать с «Адама и Евы» и растянуть свой рассказ на добрые два часа… Постепенно словоохотливую соседку все стали избегать. Даже Светка, проникшаяся к ней особенным уважением, как к хозяйке такой большой библиотеки, не выдерживала её многочасовых рассказов, в которых постепенно забывались начало и сама тема. Людмила Николаевна была уже старенькая, одинокая. Работники соцзащиты, ухаживающие за такими стариками, тогда еще не появились. Для этой цели в интернациональных дворах всегда находились сердобольные соседи, которые не жалели своего времени и душевного тепла… Рядом с Людмилой Николаевной жила бедная, как теперь сказали бы, неблагополучная семья. Там была пьющая мать, но очень добрая и заботливая бабушка – та самая «тётя Мотя», которую привечала Светкина мать, и двое ребят – Ромка и Наташа. Вот они-то и стали бескорыстно ухаживать за бедной старушкой. Когда же она окончательно слегла, и стало ясно, что одинокой владелице богатейшей библиотеки остались считанные дни, на пороге появилась Маня. Она прогнала Ромку и Мотю, обвинив их в корыстности и стала сама ухаживать за умирающей. На той же неделе в одну из ночей соседи заметили снующие тени между квартирой Людмилы Николаевны и квартирой Мани Мандригиной. Выносить стопки книг ей помогал старший сын Валерка. Он же держал матрац с остывающим уже трупом, пока мать обыскивала постель… Эту картину и увидел появившийся в дверях, разбуженный их вознёй Ромка, которого тут же прогнали. История умалчивает – нашли ли они что-нибудь стоящее, появились ли какие-нибудь наследники у старушки… По всей видимости им всё это сошло с рук…Вот к такому человеку ушел её отец.
Но что чувствовал он сам? Молодая ли любовница настраивала его против бывшей семьи, или как позже призналась мать Светки, «он не мог простить природной холодности любимой женщины…», но в своей ненависти он уже не мог остановиться. После скандалов начались судебные преследования. Отец решил выписать из квартиры свою приёмную дочь. Пройдя все ужасы судебных преследований, в которые пустится её отчим, даже когда она уже выйдет замуж, Светлана так и не успеет забрать мать в новую квартиру, подальше от отчима, которого, поменяв место жительства, потеряет надолго из виду. И только через много лет ей откроется страшная судьба людей, едва не искалечивших её детство. Острым хлыстом сломает и изменит многие судьбы героев этой повести не возмездие, не рок, а изменившаяся в одночасье история страны, в которой они вместе жили, страдали и надеялись. И всем им одинаково придётся приспосабливаться к новым законам, новому мышлению, чтобы не пропасть в этом новом мире. Кто-то сумеет, кто-то – нет.. Рано и очень тихо уйдет из жизни, проживший бурную молодость красавца и покорителя женских сердец её несостоявшийся отец. Бедный Вовка вырастет, но погибнет отравившись палёной водкой. Валерик потеряет жильё и будет жить бомжем при церкви. Его мать этого уже не узнает, так как скончается через несколько лет после Артюши. Сама Светлана вместе со своей русскоязычной семьёй уедет из пропитанной шовинизмом Грузии. На новом месте появятся новые проблемы, для решения которых вновь понадобятся душевные силы. Но это уже другая история…
Через три дня мать не выдержала и осторожно и ласково заставила дочь признаться, что с ней происходит. Вот когда Света наконец поняла истоки зависти некоторых соседок-матерей к хорошевшей день ото дня соседской девочке-приёмышу, в отличие от их родных детей. Но, что больше всего её потрясло - это неожиданно открывшееся в своей полной глубине понимание того, что испытывала все эти годы её мать. Как - боль, страх, гордость, счастье, а с ними и постоянное ожидание чьего-то вмешательства извне, сменяли друг друга всю её жизнь!
Мать и дочь сидели вдвоём на небольшом сундучке, покрытом ковровой дорожкой по стене и до пола, и от этого похожего на сказочный трон (мама умела создавать в доме такие островки уюта и сказки) Светка обычно поджимала ноги и, приникнув к матери, затихала. Мать, обняв одной рукой взрослую дочь, как когда-то в детстве, в другой руке держала книгу, в которую, почти читая наизусть, она изредка заглядывала. Сейчас книги в руках у мамы не было. Обняв дочь, Татьяна примостила её голову к себе на колени, и Светке пришлось, в конце концов, свернуться калачиком, перестать всхлипывать и прислушаться к тихому необычному разговору матери. «Ты помнишь?..»- Спрашивала мама и, не ожидая ответа, продолжала сама вспоминать и рассказывать. И Светка вдруг ясно увидела высокую молодую женщину с девочкой на руках, быстро удалявшуюся от большого строгого здания. – Я шла и боялась, что меня сейчас вернут и отнимут тебя у меня!
- Вначале, мы с папой хотели взять мальчика, ведь он очень тосковал о Мурике, погибшем в семь лет. Это был его ребёнок от первого брака,- продолжала рассказывать мама. Но, когда тебя ввели в кабинет директрисы, ты остановилась, а потом вдруг пошла ко мне на своих толстеньких ножках, сама пухленькая, а на лице, казалось, были одни глаза, которые смотрели мне прямо в душу… Когда ты заговорила, нет, не заговорила, а попросила: Мама, мамочка! – в этот момент я поняла, что ты – моя дочь, что я уже не смогу жить без тебя, без твоих глаз, которые так умеют смотреть ! …Не смогу забыть этих вот слов, похожих на просьбу -:«Мама, мамочка!».
Мама никогда раньше не хвалила Светкину внешность. И Светка очень удивилась, впервые услышав в пятом классе от учительницы английского языка: ну что ты смотришь на меня своими красивыми и грустными глазами?» И дальше: «Учить надо, а не смотреть так…» - И все- таки поставила почти ни за что четвёрку. Магия взгляда, определённо присутствовавшая в глазах Светланы (вполне возможно приобретённая детскими неосознанными страданиями - вглядитесь в маленьких сирот!) доставляла ей немало хлопот и в будущем, но несчастье было в том, что она сама и не догадывалась о силе своего взгляда, иногда даже пропуская мимо ушей откровенное: разве можно отказать таким глазам? Однажды, через много лет, мать с дочерью и маленьким внуком решили совершить путешествие в прошлое и – «махнули» в Железноводск без предварительной подготовки. Здесь они столкнулись, с тем, что в августе месяце свободного жилья не было. И только лишь двое каких-то молодых людей, лет по 20-25, сказав равнодушное «нет» на их вопрос, вдруг вернулись обратно: «Невозможно отказать таким глазам» - сказал один из них. А ночью Света услышала, как кто-то крадется к ее постели. До утра мать с дочерью просидели не смыкая глаз, хотя маленький Андрейка не давал им повода… А утром они, напуганные и уставшие, сдались: спешно купили обратный билет на самолёт и так и улетели с неприветливого курорта. Разве в моих глазах можно прочесть какое-то обещание? – Спросила расстроенная Света. «Да, наверное, это были какие-то наркоманы»- успокоила её мать. Были и еще небольшие подобные инциденты, которые по мере своего взросления Света иногда ошибочно приписывала своим женским чарам…
…Иногда я страшно пугалась, продолжала мама. - Посреди игры, в комнате, на балконе или во дворе – всё равно где, ты могла вдруг остановиться как вкопанная. Взгляд становился невидящим. Ты словно смотрела куда-то в себя - и на лице у тебя появлялось выражение, как от страшной боли. Тогда ты опускалась на пол, ложилась на живот, и всё это беззвучно…Я сразу поняла, что в этот момент тебя нельзя было трогать. Через пять минут ты опять громче всех смеялась. Постепенно эти пугающие моменты совсем прошли. И теперь я только боялась, чтобы тебя у меня не отняли! В детском саду, в школе все были предупреждены: девочку не отдавать никому, кроме матери! Иногда злые языки пытались нашептать мне: ты не знаешь её наследственности, подожди, еще наплачешься. Это было, когда ты своими кулачками стала защищать справедливость. Что пережила я, когда однажды тебя привели со школы с перевязанной рукой на запястье! О чём только не подумала я в первый момент! А ты, оказывается, прямо через классную стеклянную дверь дала какому-то мальчишке по носу за то, что он издевался над твоей подружкой. И ты опять смотрела на меня тем же первым умоляющим взглядом и только приговаривала: «Мамочка, не сердись, я не могла по-другому!». Ты всегда жалела меня. Я помню, когда весь класс договорился сбежать с уроков в кино, ты настояла на том, что предупредишь маму, чтобы она не волновалась. И я была единственной из родителей маленьких прогульщиков, кого посвятили в эту тайну. У меня был знакомый врач-психолог. Я часто советовалась с ним, и он объяснил мне, что у брошенных детей навсегда остаётся комплекс повышенного чувства справедливости, так же как и все эмоции обострены по сравнению с эмоциями обычных детей…
Светка слушала маму и не замечала слёз, своего мокрого лица, словно заново растворившись в её тепле. Вспоминала, как мать всегда пыталась смягчить и сгладить все самые острые её детские переживания. Как сама создавала маме множество проблем. Ей вспомнился еще один случай из её проказливого детства. Это было еще до «Союза СветИл». В большом многоэтажном доме с благоустроенными квартирами, за которым и прятались их «венецианские дворики», жили соседи, которых дворовая ребятня видела редко, и из-за этого считала снобами. И вот однажды они решили пробежаться по всем этим «квартирам богачей», названивая в чужие двери и тут же убегая. Когда Светка вернулась домой, мать была настроена решительно. Даже не выслушав виновницу их «позора», мать поставила дочь в угол. И не просто поставила, а насыпала на пол пшеничную крупу и заставила встать на колени. Обычно Светка извинялась, плакала, вымаливала прощение, а тут это неожиданное и новое наказание пробудило её фантазию. Светка гордо подняла голову и, стоя на коленях, с презрением посмотрела на мать-мучительницу. Откуда было бедной маме догадаться, что в этот момент девочка представляла себя Зоей Космодемьянской! Девочка сама не ожидала и была поражена, когда мать, заливаясь слезами, бросилась к ней, умоляя: «Доченька, не смотри на меня так, ты что – ненавидишь меня? Прости меня, любимая моя!» Больше мать Светку на колени никогда не ставила… А однажды Светка, обидевшись на весь свет за двойку по рисованию, передала через Валерку записку маме, где нарисовала себя с капающими слезами и подписала: «Прощайте!». Светка не успела даже завернуть за угол на улицу, по которой раньше никогда не ходила: наперерез к ней бежала мама вместе с учительницей…
Особенно Светке запомнилось ее приключение в Душети, куда они несколько лет подряд ездили на летний отдых.
Душети – маленький грузинский городок, расположенный в горах, остался в памяти Светки пыльным и пустынным. Днем здесь нещадно палило солнце. Но, если набраться терпения, можно подкараулить на гранитных ступенях Городского совета, выползшего погреться скорпиона, с его длинным, агрессивно задранным к самой голове, хвостом. Не менее интересно можно провести время во дворе дома, среди галдящих и пищащих утят, индюшат и симпатичных желтых цыплят, изучая их повадки и дразня всполошенных мамаш. На глазах у цыплят странные смешные пленки, которые, если слегка сжать горло цыпленка, сами закрываются. Но на самом деле эти живые пушистенькие шарики очень худенькие и хрупкие, и требуют осторожного обращения в подобных научных экспериментах.
Гораздо интереснее на удобном раскидистом дереве, где с помощью фантазии можно устроиться как в столовой или спальне, и даже туалете (впрочем, дупло совсем не обязательно использовать для этого по-настоящему!).
Много дел в саду или в зарослях кукурузы, где из молодых початков можно соорудить куклу с длинными «взаправдашними» волосами.
Прохладными вечерами город оживлялся, особенно в центральном парке. Здесь, забравшись на высокие деревья, безбилетная детвора смотрела фильмы, которые прокручивались в летнем кинотеатре. Светка не помнила, чтобы их прогоняли. Похоже, взрослым было страшновато задирать головы туда, где непонятно как лепились к веткам застывшие на долгие два часа, в самых невероятных позах, упорные и бесстрашные киноманы. И, несмотря на то, что экран был виден им под углом, а звук почти не доходил до маленьких зрителей, в таких просмотрах была своя романтика. Особенно запомнился Светке фильм «Лили».
- Уходящая вдаль дорога, по которой, то появлялась, то исчезала, постепенно уменьшаясь, фигурка девушки-клоунессы. И – печальный взгляд проникновенных, бередящих душу темных глаз трагического героя в молчаливой просьбе, обращенной к девушке: «Не уходи!». Увидев через много лет Андрея Болконского в исполнении Мела Феррера, Света сразу же узнала и эти грустные глаза, и это печальное удлиненное лицо. Именно таким она и представляет теперь благородного князя из «Войны и мира» Льва Толстого. И именно в его честь назовет своего старшего сына Андреем!
А вообще эта романтика, это обостренное эмоциональное восприятие окружающего мира часто шли вразрез с реальной жизнью. И Светка пока, к счастью, не догадывалась, к чему они могут привести ее. Иногда это оборачивалось очередным анекдотом из жизни, от которых больше всего страдал ее самый близкий человек – мама.
Той весной Светка прочла «Повесть о Зое и Шуре». И часто, перед сном представляла себя юной партизанкой, отважной Зоей Космодемьянской. «Ах, ну почему же я не родилась во время войны!» - обиженно думала она, мечтая о подвигах. Она знала всех юных героев, чьи портреты висели в их школьной пионерской комнате. Представляя себя на их месте, она искренно верила, что тоже смогла бы вытерпеть самые страшные пытки, и действительно, воспитывала волю, сидя в кресле зубного врача и проверяя себя на стойкость в зарослях крапивы…Единственно, что не пыталась она додумывать в своих мечтаниях о подвиге – мысль о своей возможной смерти. Это было слишком страшно и просто даже непонятно.
- Ну как же так? - Вокруг столько разных людей, городов, стран, а я – все время одна и та же! А если не будет меня – кто сможет все это почувствовать, увидеть, узнать? Я ведь и живу для этого, чтобы все узнать, увидеть почувствовать… И впереди у меня еще так много интересного! Весь мир вокруг меня – он мой, он существует благодаря мне и он не может закончиться, пропасть! А значит, и я не могу умереть и исчезнуть! Так думала Светка и эти мысли путали ее и немножко пугали… Но она все равно не отказывалась от мечты воплотить их в действие любым доступным способом.
За центральной аллеей парка переливалась яркими головками цветов роскошная клумба. В ее центре находился серый, обшарпанный, особенно у подножия, памятник: гордо поднятая коротко стриженная девичья головка; связанные за спиной руки; легкое платье, разорванное на груди, застывший шаг вперед – навстречу гибели. Это была сама Зоя Космодемьянская, которую после жестоких пыток, не добившись нужных сведений, повесили фашисты…
Светка легко убедила подружку – Элку Рыславскую, что памятник надо украсить. И вдвоем с Эллочкой они за полчаса ободрали всю клумбу. Теперь у босых ног гордой партизанки возвышалась гора цветов. Любуясь своей работой, Светка вдруг увидела несущегося к ним прямо через обезображенные клумбы разъяренного сторожа. Пухленькая Эллочка тут же сорвалась с места и полетела к дальней невысокой железной ограде. Правильно, - успела подумать Светка. – Не бежать же к родителям, которые, ничего не подозревая, сидят на центральной аллее! А так – выскочим на улицу и, как ни в чем не бывало, дождемся, пока они пойдут домой. Светящаяся золотистая головка мелко завитых от природы волос все тем же легким шариком перелетела через ограду, а Светка…подпрыгнула и опустилась прямо на заостренные, похожие на наконечники стрел, прутья железной решетки. Испуганный сторож резко затормозил и с не меньшей скоростью пустился назад.
На одной из скамеек аллеи сидели две женщины и мило беседовали. Вдруг одна из них напряженно замерла, глядя на центральный вход. Оттуда, широко расставив ноги, в разорванной юбочке шла долговязая девчонка. За ней тянулся след маленьких кровавых капелек. Следом, испуганно наблюдая за реакцией родителей, шла толстенькая подружка…
«Мамочка, ты только не волнуйся, это ерунда, я просто села на кол» - так пыталась успокоить маму Светка, видя ее белое как мел лицо. К счастью старшая сестра Эллочки этим летом проходила практику в Душетской районной больнице. Она как раз и сидела рядом со Светкиной матерью и тут же, успокоив ее, забрала Светку в больницу. Врач поздравил Татьяну: «Вашей девочке повезло: еще один сантиметр – и беды не миновать! А так – всего один крестообразный шов…». Эллочка потом рассказала Светке, что ее старшая сестра попросила врача «не зашивать рану, а защемить ее совершенно новым способом, и поэтому Светке очень повезло…». Но из этой истории запомнилось мамино белое лицо, ее застывшая фигура с безвольно повисшими руками и расширяющийся ужас в глазах по мере приближения девочек. Ужас, который Светка неловко пыталась остановить еще за несколько шагов: «Ты только не волнуйся, мамочка, я просто села на кол!».
-Мама. Мамочка…Господи, как же мне повезло с тобой! – думала Света, прижавшись к материнским коленям. И сама, не отдавая себе ещё полного отчета в мыслях, чувствовала, что с этого момента обязательно начнёт делать всё, чтобы мама больше никогда не волновалась, и главное, не сомневалась в своей дочке. И чтобы все вокруг убедились, что это её - настоящая, единственная, лучшая мама в мире!
-Знаешь, мам, - сказала Светка, когда Татьяна опять замолчала, словно задохнувшись от нахлынувших воспоминаний. – Мне сейчас кажется, что я снова родилась. Во второй раз. Вот сейчас. И уже – настоящей, твоей родной дочкой.
Через много-много лет, когда Светка уже сама дважды станет матерью, ей придётся испытать ещё одно потрясение, связанное с огромной любовью её матери к приёмной дочери. Вся нервная система мамы была подорвана и, если можно так выразиться, основательно расшатана предательством человека, который продолжал многие годы терроризировать бывшую семью то скандалами, то судами…Вспышки болезни печени и щитовидки мать и дочь благополучно «потушили». А вот гипертония на фоне издерганного сердца, не поддавалась тогда лечению. Гипертонические кризы вымотали Татьяну и физически, и духовно. Трижды после жестоких приступов Татьяна заново училась ходить, есть, говорить. Воля и любовь к жизни никогда не покидали её. Света сердилась, когда, оторвавшись от собственных материнских забот и обязанностей жены (муж и двое её мальчишек жили в эти дни у свекрови, недалеко от их улицы), находила свою еле ходившую, еще «по стеночке», маму, в общей кухне. Там она опять пыталась печь свои знаменитые «аладушки», секрет воздушности которых так хотела выпытать тётя Тамара. Позже, уже почти не владея руками, мать умудрялась скидывать одеяло, перебирая его не утерявшими красоты длинными пальцами, вновь выдавая свой деятельный характер… Света помнила как красиво они двигались, когда мать перебирала ими струны гитары… Однажды Света заметила, что у мамы, лежавшей лицом к стене, вздрагивают плечи. «Что с тобой, мамочка? – бросилась к ней Света. Мама с трудом повернулась на спину, и сквозь слёзы от смеха, проговорила: «Помнишь, на днях показывали новую серию мультфильма «Ну, погоди!»? Представь себе, я только что догадалась, почему у свиньи на пляже три бюсгалтера!..». Светлане действительно очень повезло с мамой. С ней она делилась своими первыми влюблённостями, её советы помогли ей не пропустить своего счастья – замечательного мужа, друга…Даже когда вокруг многие возмущались необычно хриплым голосом Высоцкого, пытались критиковать эпатажную Аллу Пугачёву, осуждали поведение на сцене Джорджа Марьяновича, одним из первых посмевшего носиться по всей сцене и во всей своей эмоциональной манере приседать и даже ложиться, - её прогрессивная мама восхищалась их творчеством, на самом деле, просто сердцем чувствуя настоящее искусство. Она никогда не была ханжой, а для дочери оказалась лучшим собеседником и единомышленником. А удивительная материнская любовь до последнего вздоха придавала смысл всей её жизни.
– Мозг уже не справлялся с оценкой окружающей реальной жизни. Татьяна всё чаще представляла своё детство, свою маму, своего первого, родного, умершего в семимесячном возрасте сына – Женечку. В её полубреду звучали незнакомые дочери картины и имена. Но, не отходившая от постели умирающей, Света, во всех её воспоминаниях и видениях, по-прежнему оставалась главным, самым любимым, родным и близким для неё человеком! «Побывав» в прошлом, мать опять обращалась к любимой дочке: «Светочка, как хорошо, что ты всегда со мной, всю мою жизнь!»

Долгие годы на пути к взрослой жизни Светка берегла в себе чувство облегчения, которое испытала от мысли, что тот недостойный мужчина – не её отец. Пока, наконец, не утихла боль и не пришли жалость и понимание его неудавшейся жизни, но об этом – в другой раз…
Отголоском детства Света хранила в себе мечту – когда-нибудь в жизни повторить подвиг жизни своей приёмной матери. На смену детским переживаниям пришел девиз: «Это может и случается со мной, потому что я могу, я должна с этим справиться!». Уже будучи взрослым человеком, и провожая в последний путь свою любимую единственную маму, Света знала, что навсегда с ней останется то светлое, замечательное чувство, которое выразила она однажды в тех словах: «Мама, мамочка! Господи, как же мне повезло с тобой!». Эта мысль будет согревать её всю жизнь. Ведь ей действительно очень повезло в жизни!
к о н е ц первой истории

Светкины истории Глава 2-я. Неудачное сватовство
Тетя Соня в Светкиной жизни появлялась изредка. Только, когда мама вдруг загодя начинала готовиться в гости к своему отцу, жившему не так далеко от них, но как бы в совсем другом мире таинственного прошлого. Светка с матерью жили на второй по значимости центральной улице столичного города. Рядом была большая просторная площадь с красивыми высотными сталинскими домами с многочисленными богатыми магазинами на первых этажах, где всегда были толпы покупателей из жителей грузинской столицы и никогда не прекращавшегося потока гостей-иностранцев: угловой -«Военторг», большой по тем временам «Гастроном», ювелирный магазин, в котором всегда было очень тесно от обилия посетителей, и чаще всего звучала мягкая польская речь. А еще – сладко пахнущая кондитерская, куда подросшую Светку еще при отце посылали за горячим грузинским хлебом, нежными булками-слойками и любимым ароматным миндальным печеньем. На следующем углу площади – широкая витрина аптеки с неожиданным собранием мини-кактусов за стеклом и странным словом «Аротнека». Рядом на стене – афиша кинотеатра «Колхида», на которой, трудно поверить, но так и было однажды – целую неделю висело: «Обнажённая махом». Это горе-переводчик интерпретировал знаменитую маху Гойи. Даже Светка знала, что «Обнажённая маха» - это известная картина испанского художника! Еще через улицу был огромный застекленный вход в подземное мраморное царство, выросшее почти на глазах у Светки – одна из первых станций тбилисского метрополитена «Площадь Марджанишвили». Вместе с друзьями Светка частенько убегала туда «кататься на метро!». Рядом с центральным входом можно было без устали рассматривать витр