|
Над грудой мусора, где плющ тоскливо вьется, Над сводами глухих и темных галерей В груди моей сильней живое сердце бьется, И в жилах кровь бежит быстрей.
Пускай вокруг меня, тяжелые громады, Из праха восстают и храмы, и дворцы, И драгоценные пестреют колоннады, И воскресают мертвецы,
И шум на площади, и женщин вереница, И вновь увенчанный святой алтарь горит, И из-под новых врат златая колесница К холму заветному спешит.
Нет! нет! не ослепишь души моей тревожной! Пускай я не дерзну сказать:"Ты не велик", Но, Рим, я радуюсь, что грустный и ничтожный Ты здесь у ног моих приник!
Безжалостный квирит, тебя я ненавижу За то, что на земле ты видел лишь себя, И даже в зрелищах твоих кровавых вижу, Что музы прокляли тебя.
Напрасно лепетал ты эллинские звуки: Ты смысла тайного речей не разгадал И на учителя безжалостные руки, Палач всемирный, подымал.
Законность измерял ты силою великой - Что ж сиротливо так безмолвствуешь теперь? Ты сам, бездушный Рим, пал жертвой силы дикой, Как устаревший хищный зверь.
И вот растерзаны блестящие одежды, В тумане утреннем развалина молчит, И трупа буйного, жестокого невежды Слезой камена не почтит.
(орфография письма сохранена)
|
|
|